Все началось заурядным осенним
утром. Свежий утренний ветерок гонял красно-желтые ковры душистых
листьев. В селении Холрен еще царила полная тишина и гармония.
Кузнец Торвальд сонной походкой выкатился на крыльцо
своей кузницы. Легкий порыв утреннего ветра всколыхнул его русые
волосы, чуть тронутые сединой. В руках он сжимал кузнечный
молот и несколько полос кожи. Это был грозный на вид человек
преклонных лет, тяжелая работа оставила на его теле шрамы и
ссадины. Он был настоящий мастер своего дела, и местные
поговаривали, что сам Дьявол помогает ему. Но слетит подкова с
коня, или петли на двери в сарай сломаются – все бегут к Торвальду,
ибо всему Митриумскому графству известно, что Торвальд делает раз и
на века, и не сыщется кузнеца лучше его.
Торвальд жил в своей избе-кузнице на
отшибе – на вершине холма, откуда был прекрасный вид на все селение
и окаймляющие его леса. Уже десять зим Торвальд был вдовцом.
Его жена, Зарин скончалась от лихорадки, и Торвальд, прибитый
этой утратой, дичал год от года. Он перестал общаться с соседями,
потом здороваться, а затем и вовсе построил себе кузницу на холме,
куда позднее и переселился. И жил бы он так себе поживал до самой
кончины, если бы однажды к нему не пожаловал странный гость.
Ранним утром, когда воздух еще по
ночному прохладный, а птички в лесу заливаются заутренней трелью,
Торвальд, подергиваясь от холода, шел к верстаку, держа в руке
толстую кожаную пластину и несколько полос кожи. Днем ранее,
охотник из соседнего селения попросил подлатать его кирасу, но
Торвальд решил, что данный предмет охотничьей экипировки настолько
изодран и заношен, что взялся мастерить новую. Охотник было
воспротивился, ведь новая кираса по его разумению выйдет подороже,
чем просто починка старой, но Торвальд возразил, да и вообще
спорить с мастером такого уровня было невозможно.
И только было Торвальд собрался
вернуться за инструментом, как краем глаза заметил, что около дома
бегает кто-то еще. «Что за чертовщина?» - подумалось ему. Он
подошел к тому месту, где, как ему показалось, кто-то стоял. К его
величайшему удивлению, на земле и правда были следы маленьких
пятипалых ступней. Брови кузнеца взметнулись чуть ли не до затылка,
а взгляд бросился к калитке. Трудно описать выражение лица
Торвальда, когда он увидел, что калитка была распахнута настежь.
«Что за..? Какого черта, я же помню, что запирал?» - думал он.
Чуть ли не бегом обойдя дом, Торвальд
налетел на мальчишку лет восьми-десяти и чуть не свалил его наземь.
Мальчик был наг и худ, но ничуть не испугался, когда Торвальд
зарычал: «Чтоб меня черти побрали!» Наоборот – мальчик хихикнул и
скрылся в доме. Кузнец поспешил за ним и застал его греющим ладони
и коленки около печи.
- Ты кто? – спросил кузнец. Мальчик
повернулся и посмотрел на Торвальда пустыми, непонимающими глазами.
– Ты чей, малой? – снова спросил он. Мальчик не ответил и снова
повернулся лицом к огню. Торвальд обошел мальчика вокруг и
внимательно осмотрел. Мальчик, как мальчик. Черные волосы, голубые
глаза, красивое ясное лицо. Самый обыкновенный, за исключением
одного. Огромный отпечаток, как будто от какого-то острого
раскаленного инструмента пересекал его правую руку от плеча и чуть
ли не до самой ладони. Отпечаток был фигурный и напоминал какую-то
руну на неизвестном языке. Торвальд не мог и представить, что могло
так изуродовать ребенка, но знал точно, что ни одному человеку
такое не под силу.
- Ты не разговариваешь на всеобщем? –
спросил Торвальд. Мальчик ожидаемо не ответил, только слегка
улыбнулся старому кузнецу. Затем взял кочергу и стал умело
шебуршить поленья. Проворный уголек выскочил из печи, но мальчик
ловко поймал его и бросил обратно, в огонь.
