Новая Англия. Салем, 1692 год
Голова Габриэллы кружилась, ноги еле плелись, а во рту пересохло. Светлые кудри выбились из прически и налипли на лицо. Тяжелый подол платья пришлось тащить на руках, иначе она запнулась бы и непременно упала. А это потеря времени. Каждая секунда дороже золота – останавливаться нельзя, оборачиваться тоже. Девушка почти бежала, шлепая и без того промокшими туфлями по грязным лужам ночного Салема. Луна предательски освещала улицы, и пройти незаметно было почти нереально.
Габриэлла завернула за таверну, которая, видимо, из-за плохой погоды пустовала, и прижалась к стене. Она закрыла глаза и тяжело втянула ноздрями холодный воздух. Еще чуть-чуть и она вне зоны досягаемости для них.
Ноги гудели от усталости, руки дрожали от холода. Салемская ночная гроза не предвещала хорошей погоды на завтра. Тяжелые и крупные капли больно били по лицу.
Девушка убрала прилипшие к лицу пряди мокрых и спутанных волос, подняла повыше подол и рванула через улицу. Послышался лай поисковых псов. Габриэлла миновала полуразвалившийся дом и с трудом перебралась через забор. Гавканье лаек все еще преследовало ее и они тоже.
Габриэлла еле поднялась. Так хотелось остаться здесь, просто лежать, просто дышать. Но она не могла вот так сдаться. Ведь дома ее ждет дочь. Молодая женщина задрала платье до неприличия высоко и рванула к мосту. Лай становился все тише, и они тоже молчали.
Мост старый и рыхлый скрипел от каждого шага хрупкой девушки и зловеще раскачивался. Она пыталась идти как можно быстрее. Вдруг она оступилась и едва не свалилась в бурлящую воду. Она уставилась вниз и проследила, как ее туфлю поглотила неспокойная река. Послышались мужские голоса – они идут. Собрав последние силы в кулак, Габриэлла бросилась вперед.
Она пробежала по поляне, завернула в переулок и, хромая из-за отсутствия обуви на одной ноге, побежала по дороге. Она добежала до большого деревянного дома. Света нигде не было и это естественно – на дворе глубокая ночь.
Габриэлла постучала в дверь. Она со скрипом открылась.
– Ну, как, мисс? У вас получилось? – Прохрипел слуга Яков. Его костлявая рука сжимала подсвечник со свечой, от которой толку было мало. Габриэлла обреченно опустила голову и села на пол. Яков с минуту помолчал, а потом поднял девушку за локоть.
– Вы должны уезжать отсюда, – он вытащил мокрую траву из волос девушки, – они здесь три дня разнюхивают.
– Ищейки на мосту потеряют след, они не придут за мной, – Габриэлла оперлась о стену, с жадностью глотая воздух.
– Они найдут вас, моя госпожа, – замотал седой головой горбатый Яков, – они забрали Леди Мелани и казнили Бриджет Бишоп!
Габриэлла округлила глаза, а ее ноги снова подкосились и она опять села на пол. Леди Мелани никогда никому не причиняла вреда, хотя имела возможность в силу своего дара. Она заваривала успокоительные чаи, заговаривала воду от алкоголизма и лечила больных животных. И за это она поплатится жизнью. А может быть, уже поплатилась.
Девушка закрыла лицо ладонями, но даже плакать не было сил. Все кончено. Бороться дальше нет смыла. Есть только один выход – бежать. Бежать и провести остаток жизни в бегстве, воспитывая дочь в страхе, что в любой момент за ней придут.
– Седлай лошадей, Яков, – прохрипела она и закашляла. Старик лишь кивнул головой и поспешил на улицу, накинув плащ. Габриэлла поднялась на ноги и поплелась в комнату, где спала ее трехлетняя дочь.
Девочка лежала на кровати, прижав к себе игрушечного кота. Ее золотисто-рыжие волосы раскинулись на подушке. Габриэлла села рядом, ей так не хотелось тревожить безмятежный сон ребенка. Послышался настойчивый стук в дверь. Якову не зачем стучать. Еще стук и еще. Кто-то сильно колотился в дверь. Раздался знакомый лай ищеек. Они нашли ее. Габриэлла не боялась. Она словно ожидала, что все закончится именно так. Хотя тот факт, что ищейки все же вывели инквизиторов на ее след, удивлял и настораживал ее. Для нее все закончится сегодня, но маленькая девочка, спящая на кровати, заслуживает лучшей участи. И если Габриэлле суждено сгинуть сегодня, то последнее, что она сделает – защитит дочь любой ценой. Ценой собственной жизни или жизней всех, кто посмеет ей помешать.