Если мне не изменяет память, я пел арию тореадора из оперы «Кармен», когда, лежа в ванне, заметил на груди пятнышки. Розовые, как первые проблески зари. Я с беспокойством разглядывал их. Мне не свойственно паниковать по пустякам, но я решительно отказываюсь быть пятнистым, наподобие пардуса, по выражению Дживса, а этот самый пардус вроде бы из того собачьего семейства, название которого начинается на букву «д».
– Дживс, – сказал я за завтраком, – у меня на груди появились пятнышки.
– Вот как, сэр?
– Розовые.
– В самом деле, сэр?
– Мне они не нравятся.
– Вполне понятная неприязнь, сэр. Позвольте спросить, они зудят?
– Вроде бы да.
– Я бы не рекомендовал их чесать.
– Тут я не согласен. Против пятнышек следует применять решительные меры. Вспомните, что сказал поэт.
– Сэр?
– Поэт Огден Нэш[1]. Он написал стихи в защиту привычки чесаться. Кто такая Барбара Фритчи, Дживс?
– Это леди, сэр, которая стяжала себе славу во время войны между Севером и Югом в Америке.
– Женщина с сильным характером? И ей можно полностью доверять?
– Насколько мне известно, да, сэр.
– Так вот что написал поэт Нэш. «Барбару Фритчи я почитаю и с полной уверенностью утверждаю: старушка смело бралась за дело и чесала там, где у нее зудело»[2]. Но я не ограничусь чесанием. Я обращусь к помощи опытного врача.
– Весьма благоразумное решение, сэр.
Трудность заключалась в том, что если не считать кори, перенесенной в младенчестве, я никогда ничем не болел и знакомых врачей у меня не было. Но тут я вспомнил, что мой американский приятель, Типтон Плимсол, с которым мы обедали накануне вечером по случаю его помолвки с Вероникой, единственной дочерью полковника и леди Гермион Ведж из Бландингс-Касл, что в Шропшире, упомянул какого-то врача, который однажды ему здорово помог. Я решил позвонить Типтону, чтобы узнать имя и адрес этого врача.
Типтон долго не брал трубку, а когда наконец ответил, принялся возмущаться, что его разбудили в такую рань. После того как он излил мне душу, я сменил тему и, в свою очередь, тоже излил ему душу, и тут он проявил участие и сообщил мне необходимые сведения. Все разузнав, я вернулся к Дживсу.
– Я поговорил с мистером Плимсолом, Дживс, и теперь знаю, что делать. Он настоятельно рекомендует, не теряя времени, обратиться к медику Э. Джимпсону Мергэтройду. По его словам, если мне нужен врач-весельчак, который, тыча в ребра стетоскопом, расскажет сначала анекдот о двух ирландцах по имени Пэт и Майк, а потом о двух шотландцах по имени Майк и Сэнди, то в таком случае Э. Джимпсон мне не подходит. Если же я ищу врача, который знает, как лечить пятнышки, то, вне всякого сомнения, именно он мне и нужен, поскольку изучил эти самые пятнышки вдоль и поперек и лечит их, можно сказать, с детства. Оказывается, с Типтоном недавно приключилась такая же беда, и Мергэтройд в два счета вернул его к жизни. Так что пока я переодеваюсь в нечто более импозантное, пожалуйста, свяжитесь с ним и узнайте, когда он сможет меня принять.
Едва я скинул свитер и фланелевые брюки, в которых завтракал, как Дживс сообщил мне, что Э. Джимпсон ждет меня в одиннадцать. Я поблагодарил его и попросил позвонить в гараж, чтобы мне подогнали машину без четверти одиннадцать.
– Немного раньше, сэр, позволю себе предложить, – сказал Дживс. – В городе оживленное движение. Не лучше ли взять такси?
– Нет, и вот почему. Я намерен после визита к врачу съездить в Брайтон и глотнуть морского воздуха. Вряд ли оживление на улицах будет больше, чем обычно.
– Боюсь, это не так, сэр. Сегодня утром проводится демонстрация протеста.
– Как, опять? Похоже, последнее время их устраивают каждый час, правда?
– Верно, сэр, редкими их не назовешь.
