– Алекс, будь добр, выбрось револьвер!
– С ума сошла? Может, еще штаны снять?
– Было бы неплохо… Они отсырели, и в них не меньше пуда.
– Тогда и ты разоблачайся. Кстати, избавься от ридикюля. Вот уж тяжесть, так тяжесть!
– От ридикюля? Ни за что! Он еще моей дочери достанется… Если она у меня когда-нибудь будет.
– Хотя бы выпотроши его… Видишь, мы опять снижаемся!
Этот волнительный диалог происходил над Карибским морем на высоте… Никто не знает, какая была высота. Все вокруг вертелось в бешеной пляске ветра и воды, свистело, стонало и закручивалось в немыслимые спирали. Воздушный аппарат, имевший некогда сигарообразную форму, собрался складками наподобие гармоники, сетка обвисла на нем, как рыбацкий невод на заборе, а сплетенная из ивовых прутьев гондола болталась, словно раскачанный озорной рукой маятник.
– Вероника!
– Слушаю, Лексей Петрович!
– Чего ты вцепилась в это дурацкое лукошко? За борт его, за борт!
– Так в нем же все наши припасы! Фляга с водой да утка печеная, что давеча не доели…
– К дьяволу утку! Коли утонем, еда нам уже не понадобится… Бросай, кому сказал!
Корзина со съестным полетела в кипящую морскую пучину.
Алексей Петрович Максимов, русский инженер, отставной военный, никого и ничего на свете не боявшийся, посмотрел вниз, и в его мужественное сердце заполз противный холодок. В прорывах марева, сотканного из тумана и лохмотьев пены, виднелись вздымавшиеся водяные гребни. Они как будто притягивали аэростат и казались клыками исполинского животного, наладившегося растерзать злосчастных воздухоплавателей.
– Алекс, у нас больше ничего не осталось! Что делать?
Это прокричала, перекрывая рев стихии, Анита, жена Алексея Петровича, испанка, принявшая российское подданство. Счастье семейной четы, длившееся более десяти лет, было разрушено прошлой зимой. Максимовы, путешествуя по Европе, имели неосторожность рассориться с видным дипломатом, и он возвел на них такой чудовищный поклеп, что дорога домой была им заказана. Измена Родине, неуважение к правящим особам и еще Бог весть какая галиматья, которой в Петербурге поверили и приняли надлежащие меры. Имение Алекса в Псковской губернии подлежало конфискации, а саму пару вкупе с сопровождавшей служанкой Вероникой объявили в розыск.
Пришлось, как выразился Максимов, дать драпака. Отплыли поначалу на Мадейру, но задержались на ней недолго. Остров, располагавшийся в опасной близости от Европы, вряд ли можно было считать надежным убежищем. К тому же он являлся вторым по степени популярности морским курортом, и его часто посещали бездельники со всего Старого Света, в том числе из России. Кто-нибудь из них мог узнать Алекса или Аниту и донести по инстанциям. Надобно еще уточнить, что Максимовы, хоть и не были особенно стеснены в средствах (спасибо доброму испанскому знакомому, который снабдил их саквояжем, набитым золотыми монетами), все же отдавали себе отчет в том, что рано или поздно деньги закончатся. Летом 1851 года пассажирский пароход «Колумбия», обладатель, между прочим, «Голубой ленты Атлантики» за рекорды скорости, доставил их на далекую Кубу.
Почему туда? С одной стороны, этот остров отстоял на тысячи верст от Евразии, и Максимовы чувствовали себя в относительной безопасности. Какие бы тяжкие прегрешения за ними ни числились, сложно было представить, что царь Николай снарядит за беглецами трансатлантический десант. С другой, Куба по сию пору значилась в качестве испанской колонии. Это означало, что она не отрывалась от европейской цивилизации: на остров регулярно доставляли из метрополии качественные товары, книги, прессу. Что до языка, то и Алекс, и Анита владели испанским свободно, поэтому не испытывали дискомфорта в общении.