Санкт-Петербург дышал мартовской сыростью. Узкие улочки у Невского прятали в себе остатки зимы: подтаявший снег с грустными вкраплениями песка, капли с карнизов и редкие прохожие, втянутые в воротники.
Алёна Власова шагала по переулку между старой аптекой и кофейней, прижимая к груди папку с бумагами. Ветер цеплялся за полы её светлого пальто, а мысли уносились к не рассортированным фондам в подвале библиотеки.
– Десять ящиков газет за 1985-й, – пробормотала она. – Кто вообще это читал?
– Люди в 1985-м, очевидно, – прозвучал весёлый голос за спиной.
Алёна не обернулась – этот тон можно было спутать только с одним человеком.
– Катя, ты же сказала, что опаздываешь на маникюр.
– И что? Маникюр подождёт, если моя лучшая подруга выглядит как героиня фильма нуар. Где шляпа и сигарета?
Катя ловко догнала её, чуть подпрыгивая на каблуках. Её рыжее пальто броско выделялось на фоне сдержанной одежды Алёны, как и вся она – яркая, громкая, блестящая.
– Ты точно хочешь идти со мной в хранилище? Там пыль, мыши и книги, в которых записки пахнут временем.
– А вдруг одна из них – завещание таинственного графа? Или рецепт вечной молодости? – Катя театрально закатила глаза. – А вообще, мне просто скучно. И кстати, ты обещала кофе.
– Обещала. Но не сейчас. Сначала – работа.
– Ты скучна, как утренний дождь.
Алёна усмехнулась. На самом деле, она любила это спокойствие. Любила запах книг, шелест страниц, тишину, нарушаемую только щелчком переключателя лампы или каплей, падающей с труб. Библиотека для неё была не просто работой – убежищем. Здесь всё было на своих местах, в отличие от внешнего мира.
Катя болтала всю дорогу до здания библиотеки – невысокого, дореволюционного, с облупленным фасадом и чугунными оградами, которые криво держались на ржавых цепях. Внутри пахло воском, бумагой и капроновыми бахилами, которые никто уже не носил.
– Я всё же не понимаю, как ты здесь не сойдёшь с ума, -Катя критически оглядела высокие потолки и длинные коридоры с мерцающим светом. – Мне кажется, если бы я тут осталась одна – через десять минут начала бы слышать шорохи призраков.
– Призраки, скорее всего, тоже предпочитают уютные кофейни, – отозвалась Алёна и подошла к двери подсобки. – Помоги, пожалуйста, с ящиком. Только осторожно, он старый.
– Ящик или тот, кто его оставил?
– И то, и другое.
Хранилище находилось в полуподвальном помещении. Просторное, но захламлённое: коробки, стопки книг, старые каталоги, картотеки с жёлтыми ярлыками, переплёты, перевязанные бечёвкой.
Алёна присела на корточки у дальнего стеллажа и начала вытаскивать газеты.
–Вот смотри. «Ленинградская правда», март 1985 года. Пожар в общежитии, статья про дефицит сливочного масла… -Она листала с осторожностью археолога.
Катя смотрела с интересом, но довольно быстро её внимание переключилось на коробку рядом.
–А это что?
–Не трогай, пожалуйста, там бумаги без инвентарных номеров. Я пока не разбирала.
–Именно поэтому и интересно! -Катя приоткрыла коробку, достала что-то вроде альбома и… конверт.
–Катя!
–Да ладно! Просто кусочек бумаги.
Она поднесла конверт к свету.
–Пусто… Подожди. Что-то есть.
«Я знаю, что вы сделали. Это не конец».Катя высыпала на столик сложенный вчетверо лист бумаги. На нём чернилами было написано:
На секунду наступила тишина.
–Шутка? – прошептала Катя.
Алёна забрала лист. Чернила были выцветшие, но каллиграфический почерк оставался чётким. Никаких подписей. Бумага слегка пахла сигаретным дымом и пылью.
–Это могло быть личное письмо, -спокойно сказала Алёна. – Или сцена из пьесы. Или…
– Или предсмертная записка! Или угроза! Или загадка! Боже, это же гениально! – Катя зажглась. – Давай проверим, откуда оно! Найдём того, кто это написал! Пожалуйста, Алена, не говори, что сейчас снова скажешь «это не наше дело».
