Уайтчеппел, Лондон, Британия,
1890й год.
— Ты НЕ волшебница, Мара Сейр! Прекрати баловаться и стирай как
положено! Будешь возиться — к вечеру ничего не высохнет! — голос
бабушки Сейр, как всегда строгий, донёсся из коридора.
Мара вздохнула и бросила взгляд на дверь ванной, за которой
скрылась бабушка. Она снова пыталась заколдовать воду, но, как
обычно, ничего не вышло. Холодная мыльная пена липла к её рукам, а
бледные, почти прозрачные пальцы судорожно мяли ткань. Вода в
медном тазу оставалась безмолвной, неподвижной — ни следа магии, ни
шёпота стихий. Только тишина.
— Конечно, я не волшебница, — прошептала Мара, заставляя себя
окунуть наволочку снова в воду. Мыльные пузыри всплывали на
поверхность и лениво лопались.
Шёл восьмой год, как Мара Сейр с треском провалила вступительные
экзамены в школу магии Эльфеннау. Она тогда ещё не до конца
понимала, что произошло, ведь ей было всего семь. Но она помнила
буравящий взгляд отца на себе и слова седовласого профессора: "Мне
очень жаль, но я не вижу у девочки ни малейших магических
способностей," — его голос так же старчески дрожал, как и его руки.
"Иногда случается, что магия пробуждается позже по разным причинам.
Но в вашем случае я бы на это не рассчитывал."
И ещё она помнила, как слова профессора, словно лезвия,
разрезали её надежды, и как тяжёлые взгляды родителей подсказывали
ей — это конец. Тогда она была ребёнком. Она плакала.
Теперь же, семь лет спустя, она уже не плакала. Она просто
продолжала мечтать — хоть и тщетно, хоть и втайне, хоть и против
здравого смысла.
Мара потрясла головой, отгоняя тяжёлые мысли, и снова
попробовала сотворить хоть каплю магии, хоть мельчайшее чудо. Она
вытянула руку над водой, пальцы слегка задрожали в напряжении. Если
только…
— Сейчас... — прошептала она, закрывая глаза и концентрируясь
изо всех сил.
Но ничего не произошло. Ни малейшего движения, ни тепла, ни
вспышки магии.
— Мара! — снова раздался голос бабушки. — Я же сказала тебе —
стирать! А не выдумывать что-то. Ты не волшебница, сколько можно
повторять?
Мара тяжело выдохнула и снова окунула руки в ледяную воду. В
этой фразе было всё. Не волшебница. Ни магии, ни волшебства. Лишь
грязное бельё, холодные стены дома и бабушка, суровая и
непреклонная, повторяющая это бесконечно.
Бабушка Сейр не являлась её родной бабушкой. Она была дочерью
сестры прадедушки Мары — дочерью колдуньи из древней магической
семьи. Дочерью колдуньи, которая, наплевав на все запреты и
проклятия, сбежала из дома с обычным человеком по фамилии Сейр.
Этот поступок был настоящим вызовом для их семьи, где магические
линии должны были сохраняться чистыми, и союз с не-магом
приравнивался к предательству. Но она вышла за него замуж, несмотря
на все угрозы и осуждения, и родила ребёнка — того самого, кому,
как и Маре, не суждено было стать волшебником.
Теперь в доме Сейров магия существовала лишь в старых сказках и
запылённых книгах, но даже их бабушка Сейр запрещала трогать. Она
была суровой женщиной, выросшей без магии, но с воспоминаниями о
том, как эта магия когда-то окружала её. Возможно, именно это
сделало её такой жёсткой, обозлившейся на весь мир за то, что он
лишил её того, что было положено ей по праву рождения.
Бабушка Сейр категорически запрещала любые упоминания о её
матери, или о родителях Мары. Она говорила, что всё это — в
прошлом, что магия — это лишь обуза для тех, кто не рождён её
носителем. Но Мара знала, что бабушка всё ещё хранила старые книги
и записи на чердаке. Она увидела их, когда случайно наткнулась на
пыльный чемодан среди кучи забытых вещей.
Это было в одно из серых, дождливых утр, когда бабушка была
занята в саду, и звук лопатки по мокрой земле заглушал скрип её
шагов по лестнице. В чемодане оказалось несколько потрёпанных книг,
их переплёты истёрты до того, что едва можно было разобрать
названия. Куски пергамента с магическими символами были сложены в
небрежные стопки, которые давно пожелтели от времени. Она касалась
этих страниц так, будто боялась, что они рассыплются в её руках, и
трудом могла разобрать текст на них.
