Йоркшир
Рождество, 1809 год
Лия Кинкейд обожала Стоунфелл-Холл в период Рождества, несмотря на то что в эти дни путь в особняк, который она считала своим домом, был ей заказан. Обозревая сверху пышную роскошь центрального холла, сейчас празднично украшенного гирляндами из еловых и лавровых веток, она не могла не испытывать гордости и ощущения собственной причастности.
Однако Стоунфелл не был ее домом. Домом ей служил расположенный неподалеку, чуть дальше по проселочной дороге, коттедж «Колокольчик». Это было бы, без сомнения, прекрасное жилище, если бы только крыша не протекала или печи не чадили под напором восточного ветра. Но ведь вполне возможно научиться жить в доме, где под многочисленными местами протечек расставлены кастрюли. А когда в комнатах становится слишком дымно, можно открывать окна.
Конечно, у Лии не было другого выхода, кроме как мириться с этими протечками и другими мелкими неудобствами. Ее бабушка никогда бы не стала жаловаться владельцу коттеджа, маркизу Лендейлу, на что-либо столь приземленное, как дырявая крыша, потому что голова его светлости, когда они встречались, бывала занята совершенно другим. Эти двое неизменно пребывали в атмосфере высокой романтики, предоставляя Лии самостоятельно улаживать все мелкие, но досадные неприятности и неполадки.
И если уж говорить о протечках, ее ботинки находились в столь же плачевном состоянии, как и крыша коттеджа, и постоянно промокали. Лия пошевелила замерзшими пальцами ног, чтобы немного их согреть, но в скрюченном положении – она пряталась за деревянным ограждением галереи – было довольно сложно двигаться. Низко пригибаясь, девушка медленно пересекла длинную галерею, опоясывавшую центральный холл. На противоположной стороне она смогла наконец распрямиться и встать на ноги, частично укрывшись за каменной колонной. В заметном отдалении от жаркого пламени камина, пылавшего в холле, было значительно холоднее. Но по крайней мере девушка получила возможность расправить затекшие конечности, чтобы восстановить кровообращение.
С ее места было отлично видно лорда Джона Истона вместе с его дочерью, леди Анной, и женой, леди Джон Истон, для родственников и близких друзей – Элизабет.
Ни Лия, ни ее бабушка не могли считать леди Джон родственницей или другом.
Истоны, проводившие праздники с маркизом Лендейлом, старшим братом лорда Джона, и были главной причиной временного выдворения Лии из Стоунфелл-Холла, который обычно находился в ее полном распоряжении. Если бы леди Джон заметила Лию или ее бабушку, то обрушила бы на их головы все кары небесные.
Леди Джон винила бабушку Лии, скандально известную Ребекку Кинкейд, в том, что та бесчестит доброе имя Лендейла, и люто ненавидела эту женщину. Для леди Джон Истон не имело значения, что маркиз поселил бабушку Лии в своем поместье уже более десяти лет назад. Или что продолжал открыто содержать ее вместе с внучкой Лией, не скрывая, что намерен поступать так до конца своей жизни. В глазах леди Джон бабушка Лии навсегда оставалась всего лишь шлюхой и коварной бесстыжей чаровницей, заставившей Лендейла полностью потерять рассудок и разрушить свою безупречную репутацию.
Но Лии запрещалось показываться на глаза гостям главным образом из-за Анны. Леди Джон была непреклонна в намерении оградить свою дочь от аморального влияния кого-либо из Кинкейдов.
Прислонившись плечом к колонне, Лия внимательно рассматривала элегантную юную красавицу. Анна была в белом бархатном платье, обильно украшенном блестками, отчего в мерцающем свете свечей массивной люстры, висевшей в центральном холле, она сверкала подобно игрушке с рождественской елки. Ей прочили огромный успех на брачной ярмарке, если верить кухонным пересудам. И сегодняшним вечером она определенно пользовалась популярностью, судя по окружавшей ее толпе молодых холостяков.
