Глава 1. Я перестала просыпаться с утра
Тридцать два года.
Две попытки суицида.
Один развод.
Пустая квартира.
Два горшка с засохшими растениями – один на подоконнике, второй – на полу, перевёрнутый, как будто кто-то бросил его в отчаянии.
Я не плакала больше.
Не потому, что перестала чувствовать.
А потому что слёзы – это ещё одна форма голоса.
А я… я уже давно выключила свой.
Мой телефон молчит.
Соцсети – заброшены.
Мама звонит раз в неделю.
– Элиза, ты ела сегодня?
– Да.
– Ты гуляла?
– Да.
– Ты… хочешь поговорить?
– Нет.
– Хорошо. Я люблю тебя.
– Я тоже.
Потом она кладёт трубку. И я знаю – она думает: «Она не умрёт. Она просто… исчезает».
И она права.
Я исчезаю.
Каждое утро я просыпаюсь в 6:47.
Точно в 6:47.
Будильник не стоит. Я не ставлю.
Но тело знает. Как будто оно запрограммировано на боль.
На то, чтобы вставать и не делать ничего.
Просто лежать. Смотреть на потолок.
На трещину в углу – ту самую, что появилась после того, как Даниил ушёл.
Он сказал: «Ты стала тенью самого себя, Элиза. Я не могу жить с тенью».
И ушёл.
Оставил мне квартиру, кредит, две коробки с вещами и два горшка с кактусами – «чтобы ты не была совсем одна».
Какая ирония.
Он думал, что растения – это замена.
Но они умерли.
Как и я.
Первая попытка – через три месяца после его ухода.
Порезы.
Много крови.
Соседи услышали крик.
Приехали скорые.
Я не говорила ни слова.
Даже когда врачи спрашивали: «Почему?»
Я только смотрела на стену.
И думала: «Потому что я больше не помню, как пахнет солнце».
Вторая попытка – через год.
Таблетки.
Спокойно.
Как будто принимала витамины.
Я даже не пыталась скрыть.
Оставила записку на кухне – на холодильнике, рядом с пустой банкой из-под йогурта.
«Простите, что не смогла быть лучше.
Элиза».
И снова – спасли.
Снова – психиатр.
Снова – лекарства.
Снова – «вы идёте на поправку».
Но я знала: я не иду.
Я просто… затихаю.
Я не читала книги.
Не смотрела фильмы.
Не слушала музыку.
Даже не включала свет в ванной – боялась, что он будет слишком ярким.
Мир стал серым. Не цветным.
Не тёмным.
Просто… серым.
Как старая шерстяная кофта, которую никто не хочет носить.
Я ходила в магазин.
За хлебом.
За водой.
За тем, что нужно, чтобы тело не умирало.
Никогда не говорила с кассирами.
Они улыбались.
Я нет.
Они думали – я грубая.
Я не была грубой.
Я была… пустой.
И вот однажды – 12 марта – я проснулась не в 6:47.
А в 5:30.
И услышала голос.
Он был тихий.
Не как эхо.
Не как воображение.
Не как шепот из прошлого.
Он был… реальный.
Как будто кто-то стоял прямо за окном.
Но окно было закрыто.
Занавески – плотные.
На улице – темно.
Только тусклый свет фонаря напротив, мерцал, как больной глаз.
Я не двигалась.
Не дышала.
Просто лежала.
Ждала.
Чтобы он повторил.
И он повторил.
– Ты не одна.
Голос был мужской.
Не молодой. Не старый.
Средний.
Тёплый.
С лёгкой хрипотцой – как будто он много говорил в холоде.
Или много молчал.
– Я здесь уже три месяца.
Я сидела.
Сердце билось так, будто хотело вырваться из груди.
Я не повернулась.
Не посмотрела.
Не сказала ни слова.
– Смотри – рассвет сегодня будет красивым.
Я медленно, очень медленно, повернула голову.
Окно.
Темное.
Стекло.
Занавески.
Ничего.
Ни тени. Ни силуэта. Ни отражения.
Я встала.
Подошла.
Прижала ладонь к холодному стеклу.
Потянула занавеску.
Улица.
Пустая.
Лавочка.
Фонарь.
Одинокий куст сирени – без листьев.
Никого.
Я вернулась к кровати.
Села.
Обхватила колени.
Закрыла глаза.
– Это сон, – прошептала я.
– Это сон.
– Это сон.
– Это сон.
Но когда я открыла глаза – на подоконнике лежал листок бумаги.
Маленький.
Складной.
Как будто его положили туда, когда я спала.
Я не трогала.
Не дышала.
Просто смотрела.
Прошло десять минут.
Пятнадцать.
Двадцать.
Я взяла его.
Развернула.
На листке – только три строки.
Написано аккуратно, рукой, которая не торопится:
Ты не одна.
