Удержи меня, если сможешь

– Судебное заседание считать закрытым, – сухо мямлит седовласый мужчина и, замахнувшись рукой, стучит молотком по столу.

Бам!

Я опускаюсь на стул, зарываюсь лицом в ладонях и тихо шмыгаю носом: «Ничего-ничего, мы ещё повоюем».

На плечо ложится крупная ладонь. Вздрагиваю.

– Мартышка, не плачь, будут и на твоей улице бананы, – хохочет над ухом.

Поднимаю голову вверх и, сощурившись, впиваюсь взглядом в высокомерного нахала. Гад. Самый настоящий мерзавец! Думает, заявил ходатайство и всё – дело в шляпе? А не тут-то было! Обломится. Меня голыми руками не возьмёшь.

– Вот эту лапу, – киваю на руку, которой несколько секунд назад подонок имел наглость коснуться меня, – засунь себе подальше и меня вообще не тронь, ясно?

Со всего размаха швыряю на стол увесистую папку с документами. 

Бах!

– А ты чего такая злая? – не унимается. Подходит ближе и, склонившись, шепчет над ухом, – пмс? 

Растягиваю губы в широкой улыбке, демонстрируя шикарные, белые зубы. Да-да, Орлов, любуйся!  У меня красивые, ровные зубы и кусают больно, ну просто очень, впрочем, ты должен помнить.

– Ты… не дыши в мою сторону – боюсь задохнуться.

– Запахом кошерного одеколона? – подмигивает.

– Метаном или что там обычно выделяют фекалии?

С лица Орлова сползает улыбка. Он медленно ступает назад, двигаясь к своему столу. Награждает меня свирепым взглядом из-под нахмуренных бровей и, молча складывает в кожаный портфель документы.

Вот так тебе, засранец! Выкуси и не беси меня.

Я подхожу к секретарю судебного заседания, беру у него повестку и ставлю подпись. Порядок. Теперь можно выпить кофе и двигаться дальше согласно плану, записанного в ежедневнике.

Покидаю зал заседаний, прикрыв за собой дверь с обратной стороны. Иду по коридору, цокая каблучками. Оглядываюсь по сторонам, надеясь встретить какого-нибудь знакомого и у попросить у него зажигалку – курить хочется, аж уши пухнут! Дурацкая привычка, но что поделать, если я имею только силу и волю, а вот с силой воли не сложилось. Как назло никого не встречаю и даже на первом этаже, в буфете, где покупаю американо без сахара.

Оказавшись на улице, вдыхаю воздух ноздрями. Красота! Лето, жара, июль, а я в офисном платье до колен и плотном утягивающем белье под этим самым платьем. Сейчас бы скинуть всё это нафиг и искупаться в море, выпить стакан мохито, а затем привести губатого негра с опахалом и пусть он обмахивает меня пальмовыми листьями, когда я буду греть свои длиннющие ноги под золотистыми лучами палящего солнца.

Прячусь в беседке, расположенной под широким, раскидистым деревом. Глотаю горячий кофе, обжигаюсь.

– Япона мать, – бубню под нос, увидев на платье темные пятна.

Прекрасно! Просто волшебно, София!

Роюсь в сумке, не теряя надежды отыскать среди непонятного мне барахла пачку влажных салфеток.

– Держи, – низкий голос сверху.

От неожиданности я впадаю в ступор. Секунда, две.  Хлопаю глазами, фокусируя взгляд на белоснежном воротничке мужской рубашки. 

Орлов, ну почему ты такой  гад? Снял галстук, расстегнул на рубашке три верхних пуговицы и теперь я невольно пялюсь на твою шею, ныряю ниже и вижу несколько темных полос – тату, то самое, которое мы набивали вместе в один день, между прочим!

Я долго не решаюсь взять у него пачку салфеток, а потому этот гад берет инициативу в свои руки: открывает пачку, достает одну салфетку и со скоростью раненой улитки тянется к моей груди. 

– А не очешуел ли ты, Орлов! – отпрянув назад, бью по его руке.

– Помочь хотел, – виновато пожимает плечами. 

– Так бы и сказал, полапать.

– Ой, что я там не лапал, мартышка, – громко хохочет, – неинтересно.

Я ахаю, теряя дар речи. Неинтересно? Мне, как бы тоже, по барабану, но в груди почему-то давит: то ли сердце сжимается в конвульсиях, то ли я слишком туго застегнула лифчик.