Новый человек появился под
вечер.
На входной двери – пять звонков.
Возле каждого – табличка с фамилией: Петуховы, Витебские,
Либенбаум, Борн, Вечная. Но если звонят кому-то одному, вся
коммуналка слышит: за первой дверью – чужой, и любопытные носы
высовываются из нор, чтобы поглядеть, кого там принёс чёрт.
Иногда приходили к Петуховым.
Изредка – к Пончикам (Витебскими их звала разве что табличка у
входа). Чаще прибегали друзьяшки Идола, который по паспорту Евгений
Борн. Ко мне и Ираиде Исааковне не приходили никогда.
В тот день система дала сбой: чужак
пришёл ко мне.
Утро начиналось как обычно: подъём
по будильнику и душ. Только в самую рань туда можно попасть без
очереди.
Я живу в коммунальной квартире, где
помимо меня обитают ещё девять человек – пять отдельных государств,
и за каждой дверью – свой мир и свои правила.
– Ванька, займи на лекарство, –
канючит у меня деньги Идол, сосед справа.
В такое время его может поднять
только одно: жажда. И выпить он хочет совсем не воды из-под
крана.
– Займи, помираю! – прячет он за
спину пляшущие руки.
Идола зовут Жека, ему немного за
сорок. В прошлом – певец, а сегодня – опустившийся забулдыга, что
зарабатывает на жизнь в соседнем магазине, разгружая товары.
Когда-то он был красив, сейчас потрёпан и жалок, одинок и
несчастен. Я таким его вижу, поэтому занимаю время от времени
деньги и иногда подкармливаю.
– Держи, – выношу купюру, – только
куда ты в такую рань?
– Спасибо, царица! – пытается он
лобызать мне руки. – Дык, аптеки круглосуточно! Лекарство,
понимаешь!
У него даже лицо светлеет от
радости.
– Верну, Вань! Ты ж меня знаешь!
Деньги Идол возвращает всегда. Чтобы
через время занять снова.
Где-то после шести в коммуналке
начинается жизнь. Просыпаются Петуховы – муж, жена и двое детей
школьного возраста. Семейство беспокойное и громогласное.
Чуть позже выползают Пончики –
одинаково кругленькие, румяные. Их трое: семейная пара и
дочь-подросток с громким именем Милана.
Начинается движение, разговоры, шум
воды в туалете и душе, ползут запахи из кухни. Позже всех встаёт
Ираида Исааковна – старуха из комнаты напротив. Она любит поспать и
терпеть не может всех нас. У неё своя любовь – к двум персидским
кошкам, что живут с ней с незапамятных времён.
– Иванна, – сжимает она губы
розочкой, отчего морщины вокруг рта похожи на лучи уставшего
солнца, – вы опять сунулись со своим чайником в моё время и на мою
конфорку.
У Ираиды нет определённого времени и
нет «своей» конфорки. Ей нравится ловить меня на мелочах и
разговаривать. Может, потому что с ней больше никто не общается.
Разве что Петуховы скандалят. А Ираиде не хватает «интеллектуальных
бесед» на бытовые темы, когда ей не перечат. Как я.
Неконфликтность, наверное, моё
главное преимущество. Я стараюсь избегать острых углов. Готова
уступить, отойти в сторону, лишь бы не быть втянутой в дрязги и
разборки.
– Опять говно мамонта к тебе
приставало? – выскакивает повеселевший Идол. – Хочешь, я её
уничтожу? Морально? И жирных её кастратов на помойку выброшу?
В Жеке горит боевой дух древних
викингов. Изредка я представляю его на сцене. Думаю, он смотрелся
харизматично, но у меня никогда не хватает духу попросить его
показать старые записи.
Он пересматривает их иногда,
напиваясь в дымину. За стенкой я слышу бархатный голос Евгения
Брауна – так когда-то звали Жеку в богемных кругах, куда простому
смертному путь заказан.
В жизни я люблю порядок: никаких
всплесков и потрясений. Всё должно идти своей чередой и не
сбиваться с ритма.
Поэтому – подъём, душ, чашка чая и
работа. Позже – завтрак и опять работа. Ровно в два я обедаю. Ужин
– по настроению. Три-четыре раза в неделю вечером выхожу на воздух
– подышать и походить по магазинам, полюбоваться окрестностями и
снова работать до поздней ночи.
