– Теперь жалеешь о том, что мне отказала? – Никонор рассматривал лежащую у его ног Мирайю с торжеством на холёном лице.
В глазах девушки рябило от количества принятых ударов, но ей не нужно видеть, чтобы помнить это лицо. И вряд ли она сможет его забыть. Если, конечно, выживет.
– Ну, чего молчишь? – он толкнул её носком сапога в плечо.
Мирайя промолчала. Она жалела лишь о встрече с ним, но не собиралась отвечать, ведь познала на себе, насколько Никонор Метаксас жесток и развращён своим положением.
– Готово, – раздалось сквозь шум в голове.
– Вставай и смотри, – Никонор схватил её за волосы и потянул наверх. Она закричала от боли, с трудом согнула колени и поднялась с палубы. – Смотри, – повторил, обхватывая её под подбородок пальцами, чтобы она не могла отвернуться.
Старый якорь цепями привязали к ногам Саймона. Он был без сознания, на его теле будто не осталось ни одного целого места. На палубе под ним образовалось кровавое пятно.
– Ты обещал его отпустить! – взвилась Мирайя.
– Я и отпускаю, – рассмеялся Никонор и кивнул.
Якорь столкнули с палубы. Послышался пугающий скрежет цепей.
– Нет! – Мирайя не знала, откуда взялись силы после всех побоев, но она ударила Никонора локтем по рёбрам и метнулась вперёд.
Она бросилась на Саймона в последний момент. Их мотнуло, и на огромной скорости рвануло с палубы. Краткий миг падения сменился прохладой морской воды. Девушка отчаянно вцепилась в тело возлюбленного и развернулась в тёмной толще, пытаясь добраться до цепей. Но непослушные пальцы натолкнулись на замки. Отчаяние затопило с головой, врываясь в приоткрытый рот ледяной водой.
«Падение» в морскую толщу остановилось, они застыли в невесомости между светом наступающего утра наверху и тьмой разверзшего смертельные объятия дна. Внезапно Саймон дёрнулся, толкнул её. Она развернулась, сумела вцепиться в его руку. Воздуха не хватало, мышцы сводило от холода. Саймон попытался вновь оттолкнуть её. Вода убрала кровь с его лица, позволяя увидеть мольбу в любимых глазах. Мирайя покачала головой и прижалась к его груди. Не уйдёт, она ведь обещала быть с ним до конца. И куда ей идти? Наверху ждут чудовища, желающие продолжить свои развлечения. Лучше с ним, здесь, пусть и всего миг до конца, но вместе.
Мирайя не желала жить без него и ни за что бы не бросила, но произошло нечто странное. Её вдруг закрутило в сияющем синим светом водяном вихре и понесло в неизвестном направлении. Она лишь успела увидеть, как махнул ей на прощание Саймон и замершую за его спиной фигуру атлетично сложённого мужчины с горящими сапфирами глаз. Пустота подводного мира закружилась перед паникующим взором, играя разнообразными красками, пока тёмная пучина дна не сменилась тьмой ночного неба с серебряной россыпью звёзд на нём. Вот только на поверхность вынырнула уже не Мирайя Визерис, а я, Попова Мирослава Игоревна, вполне обычная преподавательница боевых искусств.
Дурея от холода воды и нереальности происходящего, мне пришлось грести к берегу. Наверное, и не смогла бы, свет окон домов находился слишком далеко, а избитое и замёрзшее тело с трудом мне подчинялось, но внезапно пришла, а точнее, прилетела помощь. Поднимая потоки ветра, с неба опустился настоящий дракон. Я так испугалась, что нырнула и попыталась сбежать. Даже не знаю, откуда снова наскребла силы. Да только лапа ящера догнала, крепко обхватила меня за талию и подняла над водой. Немного подёргавшись, я устало обмякла в хватке чудовища. Решила передохнуть перед следующими попытками выжить.
Крылья дракона мерно поднимались и опускались, пока он летел к берегу. А там уже разожгли костры, собрались люди. Ожидая нового подвоха, я предположила было, что это Никонор постарался, но сразу отмела эту глупую мысль. Шок немного отступил, позволяя мне анализировать ситуацию. А заодно понять, что это явно сон с забитыми правилами, которые мне известны. Я буквально была этой самой Мирайей, получила её память, знание о мире, даже её боль, и пока с трудом отделяла её личность от себя. Но потому вполне точно могла сказать, что драконы бы не стали помогать этому мерзавцу. И даже вряд ли бы нашли причины мне вредить. Это принесло облегчение: есть меня не будут. Не хотелось бы ко всем прочим неприятным ощущениям испытывать размалывание собственного тела в огромной пасти и унылое переваривание.
