В подвале было намного прохладней, чем на улице, где столбик
термометра замер на отметке плюс тридцать два; здесь пахло спёртой
сыростью, заплесневелой бумагой и пылью. Лампочка под потолком
мигала, едва справляясь с тьмой, которая подкрадывалась из всех
углов, пытаясь сантиметр за сантиметром отвоевать обратно
принадлежащее ей пространство. По стенам неровной – хрущёвской
застройки – кирпичной кладки, местами покрытой плесенью, пугливо
метались тени.
Вязкую тишину нарушали приглушённые детские голоса.
- Улька, ты это... лучше уходи, – говорил Вовчик, признанный
лидер дворовой команды дома номер двенадцать по улице Садовой. –
Влетит тебе от твоего батьки – мало не покажется!
Вовчик Шандерович был единственным в дружной дворовой команде
второгодником, но ничуть этого не стеснялся. Скорее наоборот:
статус второгодника выгодно дополнял имидж заводилы и неисправимого
забияки, который сделал этого долговязого конопатого мальчишку
местным авторитетом. Он был «грозой» всей Садовой улицы; ребята из
соседних домов предпочитали не связываться с ним, а девчонки
тоскливо вздыхали и подбрасывали к двери его квартиры любовные
записки. В любой игре – в казаки-разбойники, в немцев и партизан, в
милиционеров и бандитов – каждому хотелось оказаться в одной с
Вовчиком команде. Вовчик для многих был «примером»: он дерзил
взрослым, умел смачно плевать сквозь зубы и ругаться матом, курил
за гаражами, затевал драки и, казалось, не боялся даже самого
чёрта.
К девчонкам Вовчик относился снисходительно, но Ульяну
Стрельнёву уважал. И сейчас, зная, какой у неё строгий отец, он
по-честному волновался за подругу.
Зато Ульяна, хотя и знала, что за непослушание её ждёт суровое
наказание, страха перед ним не испытывала. Страшно ей было из-за
того, что затеяла дворовая шпана. Но и сейчас страх, как обычно,
уступал любопытству и лихорадочному возбуждению в предвкушении
очередного спиритического сеанса.
После «общения» с духом покойного сторожа Игнатьича, который,
как рассказывали бабульки, торгующие семечками на автобусной
остановке, убивал людей, чтобы делать из них пугала, после вызова
Чёрной Королевы с загадыванием вопросов о будущем, ребята осмелели
настолько, что решили вызвать Пиковую Даму.
- Вовчик правду говорит, – поддержал вожака Димка Дымов, или
Димыч, вихрастый семиклассник-переросток. – Шла бы отсюда, Стрела,
пока твой папаша всех родаков не переполошил! Заявятся сюда – весь
кайф нам обломают...
- Не заявятся! – мотнула головой Уля, худенькая невысокая
девочка с красивыми глазами бирюзового цвета и коротким каре (это
была её любимая стрижка, так как Ульяна терпеть не могла возиться с
длинными волосами).
Ребята стояли у мутного, затянутого паутиной подвального окна,
которое снаружи находилось на уровне земли, и смотрели, как мужские
ноги в чёрных брюках и таких же ботинках «нарезают» вокруг дома уже
третий круг.
- Ульяна! Немедленно домой! – Густой бас отца Ульяны, хотя и
смягчался кирпичной стеной, не сулил девочке ничего хорошего.
- Ты чемодан-то собрала? – осторожным шёпотом, как будто её
могли услышать снаружи, спросила у подруги Наташка Яшина.
- А что там собирать? – ответила Уля, не сводя глаз с окна, а
вернее, с паутины, в которой отчаянно билась муха. – Пару платьев,
пару юбок и футболок, шорты, сменное бельё...
- Да, да, трусишек бери побольше, – с дурацким смешком вставил
Пашка-Арбуз: это дворовое прозвище приклеилось к нему потому, что,
во-первых, он был кругленьким толстячком, а во-вторых, постоянно
носил зелёную полосатую кепку.
- Ну ты и придурок, – презрительно фыркнув, сказала Уля, но глаз
от паутины так и не отвела.
- Фу-у-у... – поддержала подругу Наташка, наградив Арбуза
уничтожающим взглядом.
