ВАЛЕРИЙ ШЕСТАКОВ
Умри вовремя
Приидите ко мне все скорбящие и отчаявшиеся,
И я успокою вас
2009 г
ПЕРЕВОРОТ
Причалил свой корабль я к острову мечты…
/Э.Верхарн. Возлюбленная./
– Всем лечь на пол! Руки на голову!
Резкий командный голос разорвал полуночную тишину просторного помещения аппаратной, грубо оттеснил звуки тропической ночи, вливающиеся в открытые окна. Офицер, ворвавшийся в распахнувшуюся от удара ногой дверь, ткнул дулом автомата в спину одного из четверых мужчин, склонившихся над передатчиком, стоявшим на столе в середине комнаты.
– Что здесь за вертеп? Кто допустил посторонних на государственную радиостанцию? Прекратить сеансы связи! За неподчинение расстрел! Всем лечь на пол!
Недоверчиво глядя на привычно плюхнувшегося на пол радиста и испуганно оглядываясь на протискивающихся в дверь военных, трое остальных, как неважные актеры неумело изображая ущемленное достоинство нарочитой замедленностью движений, растянулись на полу.
– Куда прётесь? – завопил офицер, обернувшись теперь уже на заполняющих комнату солдат. – Ты и ты,– ткнул он пальцем, – останьтесь! Остальные – на улицу! Окружить здание!
Табунное цоканье по плиткам пола, хлопнувшая дверь и удаляющийся коридорный гул. Ботинки двух оставшихся протопали к окну. До лежащих донесся треск раздираемых противомоскитных сеток. Оба солдата высунулись наружу, вглядываясь сверху, с холма, на котором располагалась радиостанция, в благоухающую и стрекочущую тьму, в длинную дорожку мерцающих бликов ущербной луны на ряби залива, на россыпь игривых огоньков прогулочных яхт и расцвеченную громаду стоящего поодаль, у стенки, подготовленного к погрузке туристов круизного парохода. Желе горячего воздуха тягуче вползало в освобожденное окно.
– Кто вы и почему находитесь здесь так поздно?– томно растягивал слова офицер, вальяжно рассевшись на стоящем перед рацией стуле. В последовавшей затем тишине раздалось постукивание ногтем по коробке, щелчок зажигалки, дымный выдох. – Вот ты, например, – короткое дуло ткнулось в ногу одного из лежащих, человека лет сорока, одетого в синий комбинезон.
– Я дежурный радист,– устало, с легким оттенком презрения в голосе произнес тот, не поднимая, впрочем, головы.
– А остальные?– офицер, подозрительно поглядывая на лежащих, потянулся к настольной лампе, направил её свет на безупречные костюмы.
– Мы консультанты вашего правительства, – поднял голову один из троих, толстяк с добродушным лицом и большой изрезанной морщинами лысиной на макушке, обрамленной искрящимися под светом лампы седыми пучками. – Хотели связаться с Европой…
– Между прочим,– с едва сдерживаемым гневом перебил его лежащий рядом мужчина с седым ежиком волос над высоким лбом,– мы здесь по личному разрешению президента. Утром нам придется доложить о происшествии.
– Президент! – вскричал офицер, – да у нас уже два часа как другой президент. Впрочем, я могу предупредить ваше желание пожаловаться. Просто расстреляю. Думаю, это лучший выход. Мертвые не жалуются.
Последние три слова были произнесены с рисовкой, с видимым наслаждением.
В аппаратной воцарилась зловещая тишина.
–Я так и не получил ответа! Кто вы?– ствол автомата уткнулся теперь в ботинок толстяка.
– Я американец, зовут меня Гэмфри,– начал тот мягким, даже ласковым голосом. Возраст он назвать побоялся, так как давно уже должен был быть на пенсии, но здесь, на острове, слава Богу, никому до этого не было дела. – Специалист по строительству подземных сооружений. Восстанавливаю древние выработки по добыче ракушечника, известняка…
– Довольно, следующий!
– Ирвин Лауэлл. Англичанин. 55 лет. Психолог,– отрывисто, с усилием, еле сдерживая возмущение процедурой допроса, выдавил из себя мужчина с ежиком, не поднимая головы.