Человек, работающий в правоохранительных органах, очень часто сталкивается с обстоятельствами крайними, турбулентными, смущающими ум. Он нередко оказывается среди людей, которых раздирают страсти и темные чувства, имеет дело с характерами на грани патологии…
Эти люди лучше других знают, на что способен человек, что думы его тревожит и мучит – до чего он может опуститься и как неожиданно подняться, встрепенуться духом, какие перемены и испытания пережить.
Об этом рассказы и зарисовки, которые автор начал писать еще в семидесятые годы – с первых лет своей работы в прокуратуре. Некоторые из приведенных произведений печатались ранее как у нас в стране, так и за рубежом. Из некоторых потом выросли большие произведения – повести и романы. А некоторые публикуются впервые…
Где-то после обеда к воротам дачи подъехал грузовик. Незнакомый бородатый мужчина лет пятидесяти сказал Вере Алексеевне, что доставил подарок для Николая Николаевича.
Вера Алексеевна, утомленная приготовлениями к юбилею мужа, только рассеянно кивнула. Бородатый вместе с шофером спустили из кузова что-то тяжелое, громоздкое, завернутое в брезент и обвязанное бельевой веревкой. Вера Алексеевна сказала, чтобы подарок оставили на веранде до приезда супруга. Спросила, от кого он. Бородатый ответил, что там внутри конверт с письмом, в котором все объясняется. И грузовик уехал.
Ближе к вечеру из города вернулся муж. По случаю своего юбилея он был в мундире с орденами. Сказал, что устал от поздравлений, которых было множество, – как-никак прокурор города, член бюро горкома…
С удивлением покачивая головой, осмотрел подарок в брезенте. Приехавшие вместе с ним сыновья мигом разрезали веревки, с шутками развернули брезент.
А потом все невольно отступили на шаг назад.
Это был изваянный из гипса бюст Николая Николаевича. Неведомый скульптор явно был мастером невысокого класса, поэтому бюст производил странное впечатление – с одной стороны, малоталантливая работа, а с другой, что-то от облика Николая Николаевича было явно схвачено.
– Ну, ничего себе штуковина! – хохотнул старший сын Андрей. – Кто это тебя так отделал, батя?
Николай Николаевич пожал плечами.
– Там должно быть письмо, – вспомнила Вера Алексеевна.
В брезенте действительно обнаружился конверт с листом бумаги внутри. Прочитав послание, Николай Николаевич тяжело выдохнул:
– Это от Кирпаноса. Помните, я вам рассказывал? Его сына обвиняли в изнасиловании, парень вполне мог получить солидный срок и сломать себе жизнь… Оказалось, его оговорили.
– Я так понимаю, это ты его спас? А сие чудище, – Андрей ткнул пальцем в бюст, – знак благодарности?
– Ну, что значит «я спас…» – пожал плечами Николай Николаевич. – Просто сам взял это дело и изучил, дал по нему указания и следил, чтобы следствие велось объективно. Там обстоятельства были…
Обстоятельства действительно были, и весьма непростые.
Все случилось на студенческой вечеринке. Ребята перебрали со спиртным, начались танцы, поцелуи, объятия… Виктор Кирпанос оказался в одной комнате с однокурсницей Оксаной Шляховой, там и произошло то, что обычно происходит между двумя разгоряченными молодыми людьми. Но наутро за Оксаной примчался ее отец, и перепуганная девушка заявила, что ее изнасиловали. Отец тут же отвез ее в отделение милиции, где она написала соответствующее заявление, а потом ее осмотрел врач. Он установил, что половые контакты были, но следов насилия не обнаружил. Тем не менее, возбудили дело по статье 117 УК УССР, предусматривающей ответственность за изнасилование. Допрос участников вечеринки ничего не дал – никто из ребят ничего не видел и не слышал. При повторном допросе Оксана от ранее данных показаний отказываться не стала…
