Это была прекрасная осень. Одна из тех, которые убаюкивают
землю перед зимним сном так тепло и ласково, что грядущий покой
кажется сказкой. Шуршание багрово-золотой листвы под мягким ветром
слышится колыбельной. Именно в такую осень, вслед за улетающими
птицами, хочется взлететь самой. Дальше от этих стен, сковавших
меня, словно узницу. От этой жизни, от одиночества и тускнеющих
воспоминаний о маме. От озлобленного и ненавидящего отца.
Но я смотрю в окно, на удаляющийся ключ пернатых и
понимаю, что мне за ними не угнаться. Мой предел мечтать, а мечты
не окрыляют. Точно не меня, точно не в моей реальности.
Мои мысли прерывает гулкий грохот в дверь. Неужели снова?
Наверное, детей обычно радует визит отца. Но, опять же, не в моем
случае. Я своего отца боюсь. После смерти матери он почти лишился
человечности. Когда-то его карие глаза смотрели на меня с любовью и
заботой, сейчас же они темнеют, наливаясь яростью и злобой, при
одном лишь взгляде в мою сторону. Наверное, опасаясь лишиться
рассудка от распирающей его ненависти, он навещал меня крайне
редко. Как правило, происходило это после нескольких выпитых
бокалов виски. И ничего хорошего мне наши встречи не
предвещали.
Грохот становится более настойчивым, двери чуть не слетают
с петель. Я спешу открыть, комнату наполняет знакомый запах
крепкого алкоголя. Темный взгляд лениво указывает мне на табурет.
Покорность- главное правило этого дома. Нарушений оно не терпит.
Ещё бы, ведь отец- один из семи советников короля! Один из главных
людей этой страны. Властный и жестокий, как все представители нашей
нынешней власти. Только мать могла повлиять на него, с ней он был
другим, нежным, любящим. Но теперь вспоминать об этом не имеет
никакого смысла.
Быстро сажусь на указанное место, нервно поглядываю на
сигарету... Огонь лизнул табак, и жар пополз к фильтру, нанося
непоправимый урон здоровью некогда родного человека. Дым путался в
отцовской бороде и постепенно заполнил собой всё пространство
небольшой детской спальни.
-Я слышал, ты просила Елизавету Алексеевну поговорить со
мной о переводе на стационарное обучение с домашнего?
Гневный взгляд испепелил последнюю горсть смелости, старательно
собранной по всем закоулкам души девятилетней девочки. Губы
судорожно задрожали, как перед рыданием, но я сдержалась. Этот
человек больше чем мне раздражался только рыдающей мне.
-Отвечай!!! -сиплый голос, переходящий на
крик. Я поникла, пытаясь выбрать ответ, который его устроит.
-Отец, я... -Знакомый свист тяжёлой ладони,
стремительно набирающей скорость в сторону моего лица. Быстрая, но
сильная пощёчина в миг лишает способности мыслить, и по щекам
хлынули слёзы...
-Анна, я не буду повторять дважды! Ты живёшь в моём доме
и, следовательно, по моим правилам! Все твои права и возможности
обозначаются мною, и не обсуждаются ни тобой, ни твоей
учительницей! Кстати, бывшей учительницей... С завтрашнего дня у
тебя будет новый преподаватель. Я решил, что Елизавета Алексеевна
имеет на тебя дурное влияние. Что ж, на этом всё.
Он вышел, хлопнув дверью так, что моё дрожащее тело
подкинуло вместе с табуретом. В один миг осознание того, что
произошло, накатило волной истерики. Я рыдала, впиваясь ногтями в
нежную кожу рук, оставляя царапины. Но боли не было, ни от
пощёчины, ни от въевшихся ногтей. Физическая боль просто таяла в
душевной. У меня не осталось ничего. Ни шанса на нормальное
будущее, ни на общение с кем либо, кроме нашей прислуги, которая,
как мне кажется, и общаться то не умела. Монотонные фразы,
заученные с книги по этикету и полное безразличие ко всему. Я даже
не всегда верила, что эти люди живые, а не киборги, собранные в
одной из новомодных лабораторий моего папочки. И, самое страшное,
что по собственной глупости я лишилась единственного друга в лице
любимой учительницы. Всё пропало. Выглянув в окно безжизненным
взглядом, я убедилась, последняя птица с улетающих на юг
безвозвратно скрылась за горизонтом. А вместе с ней и моя
надежда.
