ЧАСТЬ ПЕРВАЯ – ВЕСНА 1885-ГО.
Джек трясся в карете на пути в родной Девоншир. Усеянные болотами холмы навевали только скуку и уныние. Джек еще где-то в глубине себя вспоминал, как корабль, на котором он прибыл с Цейлона, рассекал воды Атлантики, а воодушевленный юноша наблюдал, как волны разбивались о борта. Но сейчас он полностью погрузился в те тяжелые мысли, которые и заставили его покинуть индийские колонии и вернуться в Англию. Несколько месяцев назад он получил письмо от своего отца, Даниеля, в котором отец написал следующее:
«Здравствуй, дорогой Джек! Надеюсь, это письмо дойдет до Цейлона в скорости и найдет тебя в добром здравии. С прискорбием сообщаю тебе, что твоя с Кейт матушка и моя дрожащая супруга скончалась. Пишу я это письмо на четвертый день после ее смерти, пока еду по делам конторы в Лондон. Ее похоронили, как надобно. Но мама перед смертью очень хотела тебя увидеть. Жаль, что не случилось. На все воля Божья. Однако я прошу приехать тебя по первой же возможности и посетить ее хотя бы в фамильном склепе.
К слову, об этом. За те 10 лет, что провел ты в Индии с моим братом, многое поменялось. Я не писал об этом ни тебе, ни Эдварду, так как все к руке не приходилось перо. И так получилось, что пришлось оно только после столь трагического события. Начну с того, что совладельцем нашей конторы стал барон Сэмюель Форстер. Он же – долгих ему лет жизни – помог роду Натингейл получить титул лордов и небольшую землю в пользование. За год до кончины твоей матушки мы справили, наконец, на новой земле поместье. Кто же знал, что столь скоро придется и фамильный склеп там поставить.
Контора моя, слава Богу, процветает. У Кейт тоже дела хорошо. Растет прекрасная молодая леди. Мы с соседями и владельцами соседних контор в Лондоне уже поговариваем, какая прекрасная кому-то достанется супруга. Только вот Кейт больше не собой занимается, а грамотой. Может, так оно и надо. Я горжусь ей. И тобой. Мы очень ждем твоего возвращения домой.
Твой отец, Даниэль Натингейл».
Слова отца одновременно трогали до глубины души и печалили Джека. Кажется, никогда до этого письма он не испытывал столь всепоглощающей тоски по родной земле. Поэтому, как прочитал письмо, напросился на ближайший же корабль домой. Конечно, заменить одного из главных юристов колонии было не так-то просто. Дошло дело даже до прошения к лорду-губернатору лично, а там и чуть письмо Ее Величеству не случилось. Благо приехал какой-то молодой, но очень способный адвокат, и Джека отпустили с миром.
Столько напряженных дней в пути, и вот, наконец, где-то на горизонте из окна кареты Джек увидел какое-то поместье, похоже по описанию на то, что отец приложил к письму. Здание не выглядело, как другие наследия прошлых времен, кои Джек видел в младенчестве по всей Британии во время рабочих поездок с отцом. Нет, поместье действительно выглядело как построенное совершенно недавно. Запах болот заполнил весь воздух, но, несмотря на это, Джеку дышалось легко от ощущения, что он возвращается домой.
Карета остановилась недалеко от высоких кованых ворот. Джек спешился, забрал багаж и, расплатившись с извозчиком, отправился навстречу неизвестности. За воротами его встретила прислуга дома. Ни с кем из них он был ранее не знаком, но был почему-то рад видеть каждого из них. Особенно отрадно ему было видеть в качестве дворецкого индийца. Он подошел к Джеку, когда дорогие служащие дома забрали у Джека вещи.
– Милорд Натингейл, добро пожаловать домой! – воодушевленно поприветствовал индиец Джек. – Меня зовут Мохиндер, я дворецкий Вашего поместья.
– Доброго дня Вам, Мохиндер! – добродушно поздоровался Джек.
– Как Ваша дорога, милорд?
