Страх держал стальными когтями за
горло, не давал закричать и не отпускал обратно, в спасительное
забвение. Верхний свет заливал комнату и нещадно бил по глазам.
Люди стояли полукругом. Среди белых халатов застыли разноцветные
узоры, будто в палату явился цыганский табор и неподвижно ждал,
когда позволят выступить. Человек в чёрном балахоне с капюшоном,
сдвинутым на лицо, был ближе всех. Он произнёс несколько слов, и
страшная боль сдавила голову, перетекла в живот, достала до пальцев
рук и засела в ступнях.
Анна провалилась в бездну.
Засасывающая чернота не хотела отпускать, но металлический голос
заставил разомкнуть веки. Человек в чёрном балахоне склонился к
лицу и откинул капюшон: тёмные глаза пытались пробуравить душу,
губы повторяли заклинание. Всё вокруг походило на дьявольский
ритуал.
Чёрная бездна манила и сулила вечное
ощущение полёта. Неторопливое падение убаюкало, и сознание
погрузилось в глубокий спокойный сон.
Кто-то стиснул виски, глаза
открылись, из груди вылетел стон. Анна увидела руки над своим
лицом. Дьявольский ритуал продолжался. Мелькнул чёрный
перстень-печатка на среднем пальце левой руки. Сплетение множества
колец не давало ни отвести взгляд, ни сомкнуть глаза, и рождало
беспредельный ужас.
Когда странный перстень исчез, на
смену демоническому шёпоту пришло безмолвие. Густой тёмно-серый
туман, словно дым от пожара, заполнил всё пространство, к
невесомому телу подобралось знакомое чувство безмятежности. Серые
клубы превращались в бесплотных людей. Они пытались подойти ближе,
но растворялись, не преодолев и половины пути.
Тишину разрезал голос, чуждый этому
месту. Анна прислушалась. Женщина нараспев повторяла фразы, но,
кроме имени, ничего нельзя было разобрать.
Яркий свет огромной лампы заливал
комнату и заставлял часто моргать. Люди в белых халатах
перешёптывались. Две женщины в пёстрых платьях сложили руки крестом
на груди. Чёрной фигуры в этой белой комнате не было.
— Аня, очнись. Ты меня слышишь? — эхо
повторило фразу десяток раз.
Сил не было кивнуть.
— Она слышит, — ответил приятный
женский голос, тот самый, который вплетал её имя в песнь. Анна
повернула голову набок и увидела бусы из крупного светло-жёлтого
янтаря с застывшими осколками прошлого. — Я медиум, — продолжила
эта женщина, — я помогу тебе вернуться.
Анна закрыла глаза, но теперь её
сознание никуда не стремилось. Она дремала, ни о чём не думая.
Больше не было ни засасывающей чёрной бездны, ни тумана, похожего
на дым. К ней подходили люди в белых халатах, бросали короткие
взгляды, что-то записывали в свои блокноты, иногда поправляли
одеяло и подушку и уходили.
— Аня, ты меня слышишь?
Она кивнула и увидела возле себя
двоюродного брата. На нём был белый халат с логотипом из синих букв
и красных линий на нагрудном кармане.
— Слышу, — ответила она и обвела
взглядом помещение, похожее на отдельную больничную палату.
— Ты меня помнишь? — спросил
Роман.
— Да, — выдохнула Анна. Слова
давались с трудом.
Брат что-то нажал, кровать едва
слышно зажужжала, её спинка приподнялась, и Анна смогла рассмотреть
комнату. В углу стояла светлая тумба, на стене висел телевизор.
Кузен сидел на стуле, держась одной рукой за поручень кровати.
— Ты помнишь, что с тобой
произошло?
Анна искала, за какую картинку из
прошлого зацепиться. Перед глазами промелькнули эпизоды её жизни:
звонкое детство; юность, полная необдуманных решений; молодость с
калейдоскопом перемен; зрелость и осознанные шаги к краю
пропасти.
Она вспомнила себя, измученную
супружеской жизнью, мужа-деспота и кроху-дочку. Роман задавал
наводящие вопросы, пытался подсказывать. Её мужа звали Игорем, а
дочь — Маришкой, Анне очень нравилось это имя. Вскоре всплыли
отрывки из семейного быта, вечные скандалы, упрёки. Пару раз
пришлось обратиться к врачу: муж её бил.
