Меня зовут Шун, и я, как ни странно, никогда не думал, что смогу ухитриться сбежать из Токио в глушь, считая это единственным выходом из беспросветной будничной рутины. Каждый вечер, возвращаясь с работы, облепленный сплетнями и суетой большого города, я ловил себя на мысли о том, что именно столица стала для меня тюрьмой. Днем я мчался сквозь толпы людей, нагруженный папками, с настроением хроникера местных бедствий, а ночью в тишине моего крошечного жилья чувствовал, как одиночество сжимает меня в своих объятиях.
Из-за этого началась моя новая жизнь – в провинциальном городке, о котором я слышал только в шутках своих коллег. Оказавшись здесь, я надеялся всего лишь взять короткую паузу, чуть отдохнуть от токийской суеты и, может быть, сесть наконец-то за тот самый большой роман, о котором давно уже мечтал, после того как у меня вышло несколько сборников рассказов, имевших определенный успех и получивших весьма одобрительную критику. Однако я совершенно не предвидел, что эта «пауза» затянется по причине столь необыденных обстоятельств, о которых в дальнейшем пойдет речь.
Первое утро встретило меня серым небом. За окном моего временного убежища, небольшой комнаты с единственным стулом и кривоногим столом, синеватые облака ползли, как слепленные из неопределенной консистенции шары. Городок, где обитали мои наивные мечты о спокойной жизни, предстал предо мной неумолимо скучным. Здесь не было привычной суеты, одурманивающей энергетикой и счастливыми лицами прохожих. В воздухе витала какая-то тишина, почти осязаемая.
Я вышел из дома и шатался по узким улочкам, слушая звуки, которые издавал город. Шум ветра в кронах деревьев, заскрипевшие ворота старых домов и редкие разговоры продавцов с клиентами – жизнь здесь двигалась, но так плавно, что казалось, она готова остановиться в любой момент.
В маленьком парке, который, должно быть, когда-то служил местом для вдохновения художников и поэтов, я заметил несколько местных ребят, играющих в бейсбол. Одна из девочек, яркая и энергичная, поправляла кепку на голове и пыталась освободить клюшку от ненужного мусора. Все они выглядели так, будто никогда не мечтали о большом городе и, по всей видимости, не имели понятия о том, что значит его движение и круговерть. Это был мир, где сложили свои крылья мечтатели и таким образом остались на земле.
Мои дни здесь складывались из нехитрой работы в редакции местной газеты. Я писал статьи о событиях явно невдохновляющего масштаба: городской фестиваль, выход новых сортов мороженого в ближайшей кондитерской и, конечно, споры жителей о том, какую придорожную сакуру нужно сохранять. Итак, первые дни выдались монотонными, и я чувствовал, как потихоньку задыхаюсь от этого однообразия.
Однако еще больше меня угнетала мысль о том, что я один. Я пытался наладить контакт с коллегами, но, казалось, никто не горел желанием поделиться с новичком своим миром. Их разговоры о местных новостях не выходили за пределы обычных обсуждений о том, какая погода ожидается на выходных, как больница справляется с уборкой и кто вновь не пришел на вечернюю планерку.
Во время одной из таких встреч с пересудами ни о чем я присел по соседству Аей, девушкой, работавшей в редакции. Она сидела, с головой уткнувшись в документы, и не поднимала взгляда, как будто погрузившись в свой собственный мир. У меня сложилось впечатление, что она типичная серая мышь, жертва того же провинциального быта, что и я.
У нее были длинные, прямые волосы и очки, подчеркивающие тонкие черты лица. Формально она выглядела даже сексуально: черные колготки, обтягивающая серая юбка, белая офисная рубашка и галстук. Но я не смог удержаться от мысли, что ее никто никогда не заметит, и она исчезнет в этом маленьком городке, как листок, сметенный ветром.
