Женька сидела низко склонившись над
графическим планшетом и усердно, о чём свидетельствовал виднеющийся
между губами кончик языка, дорабатывала обложку. Это должно было
стать бомбой, по крайней мере Женьке очень этого хотелось. Вчера
она закончила последнюю главу своего фанфика, сейчас доделает
обложку, и можно выкладывать.
- Если Эдик узнает, что ты
захренячила про него фанфик, да ещё и сделала пассивом, фиг ты
сессию сдашь, - Ромка, имеющий в виду её препода Эдуарда
Сергеевича, остановился за спиной Женьки и заглянул к ней через
плечо. - Как ты это делаешь? У меня уже всё встало, а ведь я ещё не
читал…
- Не прибедняйся, всё ты читал, -
девушка отложила перо, вытянула руки с планшетом перед собой,
критически оценивая законченный рисунок, - или скажешь не ты
корректировки вносил?
- Одно дело – текст корректировать, а
другое – проникнуться…
- Слабенький ты на передок, Ромка, да
и на задок тоже, от одной картинки завёлся…
Женьке Нейман и Ромке Вайзенбергу сам
бог велел дружить, и не только из-за фамилий и того, что они были
даже чуточку похожи (бабки во дворе одно время принимали их за
братьев). Ромка, который с самого первого дня в универе не скрывал,
что он гей, застукал как-то Женьку в университетской библиотеке,
строчащую слэш-фанфик про самого крутого парня курса Толика,
который был ходок только по девочкам, но в фантазиях Женьки всё
было с точностью наоборот. Вайзенберга разобрало любопытство, и он
начал активно приставать к долговязой, с него ростом девчонке,
которую сперва вообще принял за себе подобного, просил «дать
почитать». Она тушевалась, неделю бегала от него, прячась по
коридорам и закоулкам универа, но потом сдалась, при условии, что
Ромка больше никому про её «бзик» не расскажет. Ромку её тексты
проняли, хоть писала она по-простому, не заумно, но от этой
лёгкости начинало свербить где-то за рёбрами, тут же верилось в
любовь, светлые чувства и прочую розово-сопливую хрень. Единственно
– хромала физиология откровенных сцен, то есть точность и
правдивость их описания. Тогда Вайзенберг решил, что должен помочь
девушке. Ведь добрые дела зачтутся, и ему тоже пошлют такого же
сладкого, горячего и крутого парня, какие были в Женькиных
историях.
С тех пор прошло три года. Ромка и
Женька не то что сошлись на почве профессионального интереса, но и
стали самыми настоящими «подружками», которые с этого учебного года
ещё и одну на двоих квартиру снимали. Женьке Ромка откровенно
нравился (как человек и друг, конечно): без загонов и вредных
привычек (если, конечно, не считать «вредной» привычку залипать не
на тех мужиков), плюс готовил он отменно, а тот факт, что выглядел
шикарно, шмоток у него крутых завались было (Женька их периодически
таскала) - вообще бомбический бонус.
Евгения Нейман была девушкой видной,
в смысле высокой. Расти она активно начала лет в четырнадцать и за
одно лето, в которое все остальные одноклассницы отращивали груд и
волосы, она вымахала до ста семидесяти пяти сантиметров и коротко
постриглась на горе матери и радость отцу. Женечка всегда была для
родителей камнем преткновения. Маменьке хотелось кисейную барышню,
а отцу – сына, маменька водила дочку в художественную школу, а отец
– на волейбол, не смотреть, тренироваться. В шестнадцать, когда
Женька нарастила ещё два сантиметра, мать, пригрозив бате разводом,
отволокла её в модельную школу. Данные у девочки были, а вот
желания – нет, да и широковатые для девушки плечи подпортили
картину. Ну, зато на каблуках научилась ходить, правда,
использовалось это умение очень редко. Всё чаще кроссовки, кеды и
прочая бескаблучная, но удобная, обувь. И, как само собой
разумеющееся, в любимых вещах у неё значились джинсы-брюки да
худи-свитера.
