Ветхая избушка притулилась на краю деревни - три подслеповатых
оконца, да провисшая на кожаных петлях дверь. Окружающий подворье
забор давно сгнил и подкосился, но никому из деревенских и в голову
бы не пришло нарушить означенные границы участка. А всё потому, что
страх наполнял человеческие сердца при одном упоминании имени
Сигверды Мстительной.
Надо сказать, старуха и впрямь была настоящей ведьмой. И
опасались её не просто так. Обид Сигверда не прощала, даже самых
малых. Обращались к ней за помощью в исключительных случаях, когда
не оставалось другого выхода. Но и благодарили тогда честь по
чести. Тут уж жалеть да скупердяйничать – себе дороже. Не
понравится ведьме откуп, может и вспять повернуть своё
колдовство.
И всё же никто не мог упрекнуть Сигверду в излишней
злонамеренности. К тому же старуха хорошо знала своё дело.
Неустанно следила за сохранностью обережного круга. С тех пор, как
поселилась она в Заречье, голод и лихолетье обходили эти места
стороной. Да и знахаркой она была опытной, и ещё много чего знала и
умела такого, о чём простому люду неведомо.
Сильной ведьмой слыла Сигверда, но и она оказалась не властна
над временем. Прожитые годы согнули её некогда стройное тело
пополам, покрыли лицо сетью морщин, густо посеребрили смоляные
пряди волос. И только глаза колдуньи не выцвели за давностью лет,
не утратили угольной черноты. Смотрели всё так же зорко и
пронзительно, как и много лет назад, словно видели самую суть
человека.
Её грозный вид пугал многих, но Сигверда не собиралась меняться
в угоду тёмным в своём невежестве людям. Не с её образом жизни
обзаводиться благостным выражением лица. Боль и страдания никого не
красят. Пусть и чужие, но пропускала то она их через собственное
сердце. Каждая её морщинка – это чья-то беда, чья-то затяжная
хворь.
Отражение в реке давно перестало радовать её взор. Сигверда уже
и не помнила себя другой – молодой, красивой, полной сил. Впрочем,
ведьмовской силы у неё и сейчас было предостаточно. Только всё
труднее становилось удерживать её в дряхлеющем теле. Пришла пора
искать преемницу дара. Да где ж её взять в их то глуши? Деревенским
дурёхам лишь бы замуж поскорее выскочить, да с десяток детишек
нарожать. Курицы безголовые, право слово, таким силу не передашь,
как и опыт, и знания древние.
Дневной свет с трудом пробивался сквозь слюдяные оконца. Комната
в избушке была одна, разделённая на две части большой печью. Эту
роскошь Сигверда позволила себе совсем недавно, когда старые кости
стали ныть к непогоде. А ведь прежде, чтобы согреться, ей хватало и
небольшого очага. Печник, надо отметить, для неё расстарался,
вложил в своё творение всю душу. Случилось однажды, что ведьма
спасла жизнь его первенцу и откуп за то сразу не взяла, сказала,
что стребует в своё время.
Теперь огонь в печи горел постоянно, а ей всё никак не удавалось
согреться. Тянуло прикоснуться к пламени, слиться с ним воедино, но
Сигверда сдерживала своё желание усилием воли. Не сейчас, ещё рано.
Не может ведьма позволить своему дару сгореть в огне, потому как
связана она нерушимой клятвой. Обещала ведь в своё время
наставнице, передать силу достойной преемнице, чтобы служила она
людям и дальше.
Приоткрыв крышку сундука, ведьма извлекла из него книгу. Затем
положила тяжёлый талмуд на грубо сколоченный стол и взялась за нож.
Кончиком острого лезвия уколола палец, позволив капле крови упасть
на отпирающую руну. Сигверда не торопилась, уверенная в том, что
время её не закончится до тех пор, пока она не выполнит все условия
клятвы.
Её взору предстали пожелтевшие от времени страницы. Книга, как
всегда открылась в нужном месте – на ритуале поиска. Сигверда
прикрыла глаза и заводила пальцем по ровным строчкам, беззвучно
проговаривая одной ей ведомые слова.