Сон какой-то странный. Будто идет она по синему льду. Прозрачному. Гладкому как зеркало. Идет осторожно, медленно переставляя ноги в неудобных ботинках, синих, из грубой негнущейся кожи, с громоздкой и очень скользкой подошвой (в жизни у нее не было такой обуви). Где-то там, под многометровой толщей льда важно проплывают чужие тени. Одна, вторая… У самой поверхности, мелькнула и растаяла в глубине блестящая чешуйчатая спина… Бросает в холод, и липкий, противный страх перехватывает дыхание. Единственное, что важно – вернуться назад.
Трыынь – трыыынь… Трыыынь – трыынь… Трыыынь – трыыынь…
Аякчаана вынырнула из чудесного сна, недобро поглядывая на синий экран телефона: «Семь – двадцать, подъем».
Шумно вздохнув, она спустила ноги с кровати, удачно сразу попала в теплые пушистые тапки, – мама, и, улыбнувшись, привезла из командировки, – улыбнулась приятному ощущению, потопала вниз, на кухню. Чай заваривать. Выходя из комнаты, она сдернула одеяло со сладко похрапывающей сестры:
– Оюна, вставай! Бутеры заканчиваются, – пошутила она над толстушкой – сестрой. Та в ответ томно пробасила что-то вроде «Я не сплю», перевернулась на другой бок, плотнее заворачиваясь в теплое одеяло. Ну и пусть поспит еще пять минут – будильник-то старшая сестра не выключила. Сейчас сработает повтор, и будет трынькать, пока не нажмешь кнопку «отбоя». Но для этого надо найти телефон! А для этого (Ха!) – открыть глаза и вылезти из-под теплого одеяла!
Вполне довольная собой, Аякчаана вышла в коридор.
Там еще царила сонная тишина. Все спали.
Так повелось с самого ее семилетия. Шесть лет назад в день рождения отец подарил ей большую коробку для рукоделия, в которую они с мамой положили и нитки, и иголки, и кусочки ткани, ленты и кружева. Это означало, что Аякчаана выросла и стала полноправной маминой помощницей. На нее были возложены обязанности, которые она, как прилежная дочь, должна была выполнять.
Выходной ли, праздник ли, каникулы ли, она вставала раньше всех в доме и готовила завтрак для всей семьи. Она убирала в комнатах, стирала и гладила одежду, следила за тем, чтобы в доме была вода и дрова.
В этом году Оюне тоже исполнится семь. И часть обязанностей она, Аякчаана, передаст ей. Что бы ей такое спихнуть? Этот вопрос мучил Аякчаану с начала лета. Пока она склонялась к тому, чтобы младшая сестра мыла посуду и кормила козу Осу – очень противную особу, вечно бодающую Аякчаану и норовящую укусить ее за палец…
С этими далеко идущими размышлениями она, стараясь не шуметь, спустилась по хлипкой лестнице на первый этаж, на цыпочках прошла мимо двери в дедушкину спальню, проскользнула в кухню, и только плотно закрыв за собой дверь, щелкнула выключателем.
Вчера она потратила весь вечер, чтобы навести здесь идеальный порядок (так сказать, на неделю вперед: очень уж не хотелось в первые дни после каникул торчать дома с тряпкой и ведром в руках вместо того, чтобы болтать с подружками), и теперь еще раз придирчиво оглядывала результаты своих трудов.
Тесная, довольно потрепанная временем кухонька, сияла чистотой. Стекла в маленьких оконцах до блеска вымыты, цветы на узких подоконниках расставлены по местам, а их листья блестели словно отполированные. Занавески аккуратно подвязаны, чисты и вкусно пахнут свежестью. Старенькие шкафы идеально вымыты, стол покрыт почти новой клеенкой, а белая электрическая печь выглядит, пожалуй, лучше, чем новая. Ковровые дорожки выстираны и натянуты так, что по ним парады можно проводить. Молодец, короче! Немного огорчало, конечно, что голубая краска на кухонных шкафчиках облупилась, и сквозь некрасивые трещинки видна прежняя, зеленая. Да и окна тоже требуют побелки. А весь дом – ремонта. Но это уж поправить она никак не может.
