В пятом часу, когда сквозь сероватую и холодную дымку утреннего тумана только начали проступать контуры окружающего, днем по-южному яркого и многоцветного мира, под мерный, ввергающий в транс единения грохот полковых барабанов, русские каре начали подступ к турецкому лагерю у реки Кагул. День 21 июля 1770 года наступил.
Согласно диспозиции главнокомандующего генерал-аншефа и кавалера Румянцева русская армия наступала четырьмя группами: авангард генерал-квартирмейстера Баура – четыре тысячи штыков – атаковал турок в охват левого фланга их укреплений; дивизия генерал-поручика Племянникова – 4,5 тысячи человек – должна была атаковать левый фланг турецкой позиции с фронта, в лоб; дивизия генерал-аншефа Олица – 7,5 тысячи солдат – совместно с дивизией Племянникова также наступала на левый фланг турок; дивизия генерал-поручика Брюса – 3 тысячи человек – и авангард генерал-поручика Репнина – 5 тысяч пехоты – шли на правый фланг противника. Главные силы конницы – до 3,5 тысячи сабель генерал-поручика Салтыкова – двигались в атаку между дивизиями Олица и Брюса.
Последовавший бой потребовал от каждого предельного напряжения сил.
Корпус Баура штурмовал боковые укрепления. После четверти часа ураганного артогня главнокомандующий турецкой армией бросил и против этого корпуса – как прежде против Олица, Репнина и Брюса – спагов, свою отборную конницу.
Издавна турки лучше всего владели белым – холодным – оружием. Вот и теперь, когда они с криками и рвущим душу визгом на рысях пошли на сшибку, казалось, что их удар будет неотвратим и страшен: геометрически прямая фронта каре будет растерзана, первые ряды будут вырублены в минуту. Но этого не произошло.
Баур и Вейсман практически одновременно прокричали единственно возможную команду – и солдаты доказали, что уже научились обходиться с османскими конными лавами. Раз и навсегда.
Ружейный и орудийный огонь, обрушившийся на кавалерию, практически не оставлял никаких шансов прорваться к русским порядкам. Этот шквал охладил наступательный порыв спагов, и их отогнали. Тогда они ударили русским в тыл, надеясь хоть этим задержать их наступление. Но Баур, оставив арьергард, лишь убыстрил движение своего каре.
На подступах к укрепленной высоте русским преградили дорогу янычары, с которыми завязалась жаркая рукопашная, постепенно перемещавшаяся в глубь турецкой обороны. Офицеры дрались в первых рядах, подбадривая, поддерживая и направляя усилия своих подчиненных. Тут же были и Баур с Вейсманом, не привыкшие прятаться за свои чины и чужие спины в подобных жарких делах.
Русские военачальники знали, что, как правило, осман хватает лишь на самый малый наступательный порыв – долгое напряжение боя они не любят. Вот и теперь: янычары стали все чаще оглядываться назад и наконец побежали. Укрепление было взято, но отдыхать было еще рано.
– Граф, – обращаясь к командиру батальона егерей Воронцову, подчиненные которого первыми ворвались в ретраншемент, прокричал Баур, сам еще не остывший от горячки боя, – берите своих людей и ударьте с фланга в центральное укрепление визиря. Я вас прикрою.
Тут же раздалась команда:
– Батальон, за мной!
Вслед за быстрыми на ногу егерями Баур послал и более сильный отряд прикрытия, возглавляемый Вейсманом. Командующий авангардным корпусом вовремя приказал, а Вейсман с Воронцовым быстро поняли суть – удар с фланга в центральный ретраншемент был действительно необходим, ибо события в середине наступающих русских порядков менялись стремительно: каре Племянникова, заняв гребень высоты, теперь было на острие атаки.
