Страх можно пить.
Сделать это несложно. Он течёт по
венам вместе с кровью, холодит сердце, сковывает разум. Иногда его
так много в человеческом теле, что можно захлебнуться, иногда им
едва удаётся смочить пересохшее горло. Страх – эмоция естественная,
это сложившийся в процессе эволюции механизм, помогающий
теплокровным животным выживать. Страх — это восьмой, забытый грех
человеческого вида.
И страх так сладок, когда до него
добирается демон.
Тиамат замер, сжимая сигарету
зубами, задержав в сантиметре он неё огонёк металлической
зажигалки. Его внимание привлекло витающее над полицейским участком
плотное кучевое облако страха. Оно было тёмно-синим, густым
настолько, что перекрывало солнечный свет, тяжёлым и давящим. Такие
места, как тюрьмы, суды, полицейские участки, мэрии и даже школы
всегда были окружены лёгкой аурой страха, который, не рассеиваясь,
копился и воздействовал на людей. Именно поэтому особенно
чувствительным людям тяжело посещать подобные учреждения: им
становится неуютно, и они предпочитают оказаться в любом другом
более комфортном месте.
Но тот ужас, что скопился в
полицейском участке, был чем-то нереальным. Тиамат хмыкнул,
наконец, прикурив сигарету и глубоко затянувшись. Что с ним
случится, если он выпьет настолько сильный страх? Тут два исхода.
Либо у Тиамата пойдёт кровь из носа от перенапряжения, либо он
подчинит беснующийся ужас своей воле и станет сильнее. В конце
концов, он обязан быть сильным, как едва ли не последний демон, в
чьих жилах текла наполовину голубая кровь.
– Там что, — произнёс Тиамат, делая
очередную затяжку. — Уже кого-то пришили?
– Сказал же, — произнёс сержант
Аллен. – Дело по твоей части, Центаури. Подробности – внутри.
Аллен всё время оглядывался по
сторонам, будто бы боясь, что его услышат гражданские, патрульные,
сержанты, или того хуже — ФБР. Тиамат понимал его опасения.
Джэксонвилл — мирный, солнечный городок, безопасность которого
гарантирует Аллен и его дружная криворукая команда полицейских.
Даже мелкие правонарушения наказываются по всей строгости закона,
ни одна неправильно припаркованная тачка не уйдёт незамеченной,
здесь царят мир, свобода и процветание (особенно в смену Аллена).
Будет скверно, если кто-то посторонний узнает, что в полиции
должность детектива занимает злой красно-синий демон. И ещё
сквернее будет, если хоть один смертный узнает, сколько в
Джэксонвилле вампиров.
Тиамат щелчком выбросил сигарету,
толкнул стеклянную дверь, прошёл к лифту, чтобы спуститься в
подвал, в допросную камеру. Эту дорогу он уже успел выучить за
четыре года непрерывного сотрудничества с полицией. Немёртвые из-за
своего бессмертия становились крайне неосторожными: они могли
напасть на человека на глазах у толпы, могли бросить мёртвое тело
на детской площадке, могли просто убивать ради убийства. Задачей
Тиамата было допросить их, составить картину преступления, вынести
приговор. И, конечно же, напомнить надменным бессмертным выродкам,
что такое настоящий страх. Последнее доставляло ему истинное,
извращённое удовольствие.
– Ну? — произнёс Тиамат.
— Баба, — начал Аллен. — Скрутили
днём, питалась на людях, не таясь. Полиции сдалась сама.
— О? Вот это сюрприз.
– Сказала, что чует трупы "своих" в
морге, — продолжил Аллен, потирая челюсть. — Это валькирия,
Центаури?
Тиамат хмыкнул. Аллен часто пытался
продемонстрировать свою осведомлённость в видах сверхъестественных
тварей, с охотой учился и запоминал факты о них. Тиамат не ставил
ему это в плюс, но и не препятствовал желанию сержанта
образовываться. В конце концов, когда-нибудь озверевший кровосос
убьёт Тиамата, и полиции понадобится новый детектив.
– Да, Аллен. Валькирия.
