"Другу моего сердца
и моей мрачной тайне
мадам Жири.
Здравствуй, милая Мадлен.
Понимаю, за свою долгую жизнь ты могла забыть мою ничем не
примечательную роль в твоей тягостной судьбе.
Потому прости меня, что напоминаю
о тех жестоких временах.
Двадцать пять лет назад.
Иерусалим. Стена Плача. Ты молилась, стоя на коленях, умоляя
Небесного Отца даровать тебе прощение, вырвать тебя из объятий
тьмы. Увы, милосердный Бог внял твоим мольбам. Тебя схватили,
ранили, обескровили, сковали серебром и бросили в колодец
дожидаться зенитного солнца.
Я был тем, кто освободил, вытащил
тебя и помог бежать.
Охваченная ужасом скорой смерти,
ты забыла о прежнем отчаянии, ты рыдала у меня на груди, ты
захотела продолжать свою опостылевшую нежизнь, ты клялась, что
однажды отплатишь добром за добро, спасением за спасение. Тогда я
отпустил тебя с миром, ничего не требуя взамен. Тогда я был молод,
меня не тяготила ответственность, и я не нуждался в помощи творения
тьмы.
Но прошли годы, многое изменилось
и моё тело стало подводить меня раньше срока. Каждый день я теряю
сознание от мучительной боли, каждый день просыпаюсь от неё
же.
И каждый день моя несчастная
девочка страдает сильнее меня от моих мук.
Я удочерил малышку. Она была
совсем дикой, дралась, ругалась, была сущим кошмаром для всего
детского приюта. Я приютил её и приложил все усилия, чтобы исцелить
ту рану, которую нанесли ей родители, оставив её в
роддоме.
Но увы, мой час близок, и я тоже
предам своё несуразное, родное, любящее дитя.
Мадлен, ты, конечно,
догадываешься, о чём я хочу попросить. И я прекрасно знаю, что
клятва, данная вампиром, жжёт его нутро раскалённым клеймом до тех
пор, пока не будет исполнена.
Позаботься об Изабель. Отплати
спасением за спасение. Это твой долг перед умирающим
стариком.
Я завещаю ей всё, что у меня
есть. Я знаю, что тебя не заинтересуют деньги сироты, Мадлен. Для
алчности нужно иметь хоть какой-то вкус к жизни. Его ты утратила
ещё в прошлом столетии.
Она не беспомощна. С ранних лет
всю свою злобу кроха вкладывала в балет и уроки в музыкальной
школе. Она стесняется петь на людях, но у неё это прекрасно
получается. Я знаю, тебе под силу развить её сдерживаемый
талант.
Ей найдётся место в твоём театре
"Érèbe". И ты защитишь её от затаившегося там зла.
Это твой священный долг.
В жизни и смерти твой.
Перс".
Мадлен Жири аккуратно сложила письмо, вернула его обратно в
конверт. Ни один мускул её бледного, бескровного лица не дрогнул,
когда она читала послание, однако чувства женщины, уснувшие за
долгие столетия одиночества, зашевелились, словно ядовитые змеи в
гнезде.
Человек, проявивший к ней доброту, умер от долгой и
продолжительной болезни. И, зная о природе Мадлен, он не попросил
для себя спасения, не попросил сделать себя бессмертным.
Восхитительно.
Мадлен могла ему только позавидовать. Сама она бежала от смерти
так же сильно, как и тянулась к ней.
Подняв взгляд от конверта, она окинула им стоявшую перед ней
девочку. Миловидная, с большими серо-голубыми глазами и лицом в
форме сердечка. Невысокая и вряд ли сильно вырастет, худощавая.
Перс называл её злым ребёнком, но Мадлен была не склонна с ним
согласиться. Девочка казалась испуганной.
Какой любопытный у неё запах...
— Как тебя зовут, девочка?
— Изабель, — буркнула она себе под нос. — Идо.
— Сколько тебе лет?
— Двенадцать.
— Хорошо, — вздохнув, Мадлен поднесла к губам сигаретный
мундштук и затянулась терпким дымом. — Безопасный возраст.
Девочка подняла на неё взгляд. В нём всё ещё были скорбь, боль и
глубокая тоска, но в то же время Мадлен разглядела в ней странную
решимость взрослого человека.
— О чём вы?
— Начну издалека. Ты принесла мне вскрытое письмо, — Мадлен
выдохнула струйку дыма. — Ты уже прочла его, и я хвалю тебя за это.
Во-первых, любопытство — признак живого ума, во-вторых, я бы тоже
хотела знать, в чьи руки вверяю свою судьбу. Ты знаешь, что я
вампир. Ты веришь в это?
