Все события вымышлены автором, все совпадения случайны.
Посвящается моему дорогому и любимому Поэту Алексу Трою – человеку, чья чуткость и тонкое восприятие мира позволяют видеть свет там, где другие видят лишь тень. Вы умеете замечать мельчайшие детали, улавливать невысказанные смыслы и превращать их в поэзию, что трогает до глубины души. Ваша мудрость – не в словах, а в умении раскрывать красоту в самом обыденном, наполнять тишину голосом и находить откровение в мимолётном моменте. Это посвящение – знак искренней благодарности за то, что Вы научили меня смотреть глубже и чувствовать ярче, вдохновляя идти навстречу свету даже в самых непроглядных сумерках. Пусть эта книга станет отражением Вашего дара – живого, звучащего и неустанно вдохновляющего оставаться самим собой не смотря ни на что.
С бесконечной благодарностью и восхищением, Тианна Ридак
«Вкус плода воображения – порой отрава для привычных смыслов, но без этой горечи не найти собственной истины»
Стася брела наощупь по заросшему саду, где всё было чужое и одновременно знакомое до боли. Ветви тянулись к ней, как руки забытых снов. Кора деревьев была шершавая, с глубокими трещинами, будто хранила слова, высказанные шёпотом сотни лет назад. Каждый шаг по влажной, тёплой земле отдавался эхом в груди. Здесь не было звёзд, не было луны, но сад дышал, жил. Он знал её, и он ждал. Лианы то и дело касались запястий, оставляя лёгкие следы, как надписи на коже. Воздух был густым, терпким, и пах странно: смесь дыма, свежесорванного граната и… чего-то неведомого. Плод, который она ещё не вкусила, но уже чувствовала его вкус: безгрешный, горьковато-сладкий, запретный только для тех, кто боится…
Сентябрь в этом году растянулся, как теплое послевкусие сна, в котором так и не случилось пробуждение. Дни щедро лились золотым светом, вечер задерживался в окнах чуть дольше обычного, и даже ветер, часто капризный в это время года, казался ленивым и чуть задумчивым. Если бы не настенный календарь, висевший над кухонным столом, Сергей, возможно, и продолжал бы верить, что лето всё ещё длится. Какое-нибудь пятое, запасное, нарочно оставленное впрок для тех, кто не успел насытиться августом. Но дни шли, и каждый следующий всё яснее напоминал: вот-вот сорвётся первый холод, а бабье лето, как короткий мираж, уступит место той самой, промозглой, душной в своей тоске, поздней осени, которую он никогда не мог принять. В ней было слишком много мокрого асфальта, кислых ветров, запахов гари и сгнившей листвы. А главное – нечто неуловимо личного, из прошлого: ощущение пустоты, пришедшее в тот самый день, когда он, в возрасте тринадцати лет, потерял маму… Она просто исчезла, отец сказал, что её больше нет, и запретил думать о ней. Но Сергей ждал, и не верил, и чувствовал её… И она вновь вернулась в его жизнь, но уже другой, какой-то чужой, абсолютно не тем человеком, по которому он когда-то скучал.
– О чём задумался с утра пораньше? – голос Стаси прозвучал неожиданно тепло, как будто именно она вернула утро в дом, войдя на кухню босиком, ещё не до конца проснувшаяся, с легкой насмешкой в голосе и непокорной прядью на лбу. Сергей чуть вздрогнул, пришёл в себя и снова оказался в кухонной реальности: чайник в руках, взгляд на календарь, мысли разбросаны. И, не найдя ничего лучше, просто сказал первое, что пришло в голову:
– Хочу пригласить тебя на ролики… на каток. А если понравится, то взять абонемент на месяц. Для нас двоих, конечно. Помнишь, ты как-то об этом говорила? Вот стою и думаю, когда тебе удобнее: по выходным или среди недели?.. Хочу почаще быть рядом, пока можно. Пока осень не заполнила всё целиком.
