– Кто вы такой? Как вы вошли? Я сейчас милицию вызову!
Мысль о галлюцинации мне в голову не пришла, хотя этот человек решительно не мог сидеть в этом своем кресле у меня в кабинете. Хотя бы потому, что широкое кресло, сработанное лет полтораста назад для человека с пуделем, не прошло бы в современную дверь. А все остальное было достаточно обыденно: лет сорок, одет в куртку с откинутым на спину легким капюшоном. Волосы черные, зачесаны назад густой гривой. Ближе к правому виску – тонкая седая прядь. Сидит прямо. Скорее красивый, но все же не так, чтобы на улице оглядывались.
Я молчал дольше, чем положено при встрече, так что он обратился первым:
– Вы удивлены моим появлением, Владимир Сергеевич?
Не удивлен я был, а встревожен, вот и сказал первое, что пришло на ум:
– Кто вы такой? Как вы вошли? Я сейчас милицию вызову!
– Вы при жизни инженером работали, значит мыслили оригинально. А сейчас отчего не думаете?
Я машинально запахнул потуже полы халата – по телу бежал холодок. То, что он внушал, было зловещим, как бы равнодушно он ни говорил. Я решил пока сделать вид, что не понимаю намека:
– Вы нездоровый человек? Вы понимаете, что ничего другого я не могу о вас подумать?
– Нет, не понимаю. Именно вы, я надеялся, можете подумать что-нибудь другое. Мне даже кажется, что и думаете уже.
– Кто вы?
– Ну, наконец-то. Объяснять это здесь неуместно, пришлось бы убеждать вас примерами, а излишняя практика в моей работе не особенно приятна. Гораздо удобнее, если бы вы сами с этим определитесь.
Он еще не успел замолчать, как что-то грохнулось на пол рядом с его креслом. Я сразу разглядел совершенно неуместный в моем кабинете предмет – косу. Наверное, стояла сбоку у кресла и упала. В косах я разбираюсь – летом живу в деревне. Так вот, это был прекрасный инструмент – старинный, любовно отбитый и отточенный. Острие у нее не было примитивно ровным, как теперь делают – по краю широкого лезвия шли мелкие острые зубчики. Косовище изящно и удобно изогнуто, без рукоятки посредине, зато в конец была надежно врезана на шип короткая поперечная ручка. Люблю добротный инструмент – он может много рассказать о хозяине. Этот человек, похоже, вообще предпочитает старину: резное каминное кресло, коса ручной ковки…
Поднимая глаза от пола, я провел по нему взглядом, и вся сущность моей жизни дрогнула: неотложное затуманилось, а смутно предполагаемое стало главным. Дело в том, что мой гость преобразился, обрел усвоенный в поколениях, прочно впитанный каждым человеком образ – куртка его потемнела, развернулась плащом, капюшон оказался низко наброшен на лицо, косу он теперь держал в руке. Но главное, конечно – сквозь одежду, даже сквозь его тело проглядывали кости скелета. С каждым мигом видение становилось ярче, но в этом рентгене больше не было надобности, я уже не сомневался:
– Ну, здравствуй – легко у меня получилось – рад тебя видеть.
Я не лукавил, за последнюю пару лет мне все чаще приходило в голову, что мои дела, в общем, уже завершены, а заводить новых как‑то не стоит. Он живо улыбнулся в ответ на искреннее приветствие:
– Мне тоже приятно.
В кресле снова сидел обычный, довольно привлекательный человек, коса лежала на полу. Я с интересом спросил:
– Ты меня куда-то поведешь?
– А ты хочешь куда-то пойти?
– Не знаю, я думал, чтобы умереть, нужно отсюда уйти.
Он говорил без всякого удивления, поведение мое было ожидаемо:
– Да ведь ты уже умер.
– Как умер, ничего же не изменилось?
– Ну подумай сам, как это возможно – видеть свою смерть и при этом быть живым?
– Да, действительно. Но нельзя же умереть, а в то же время оставаться там, где ты жил.
Вот тут он кивнул – согласился, и объяснил:
