Из 2200 года, оснащенный футуристическими тактиками и модификациями, элитный спецназовец Александр Романов внезапно оказывается в хаосе российских 90-х. Не симуляция, а грубая, архаичная реальность – царство беззакония, где передовые гаджеты бессильны перед первобытным криминалом.
Каждый день – битва за выживание, но Романов – не просто заложник времени. Его знание грядущего и уникальные боевые навыки дают ему арсенал, способный перевернуть этот дикий мир. Но какова цена такого вмешательства? Перед лицом абсолютного беспредела он принимает судьбоносное решение: не просто выжить, но изменить эту эпоху, переписать её историю. Но имеет ли он право на это?
Сможет ли он адаптироваться, используя будущее для влияния на прошлое? И какая моральная дилемма ждёт его там, где будущее сталкивается с необратимостью минувшего? Какие непредвиденные последствия вызовет его дерзкое вмешательство в ход времени?
Боль. Острая, пронзающая, разрывающая череп. Рефлекторно выгнулся дугой, пытаясь сбросить ее. Металлический привкус во рту, каждое движение отзывалось пульсирующей судорогой. Организм на пределе, но инстинкты уже работали, сканируя окружающее пространство.
Внутренняя диагностика активировалась без сознательной команды. Пульс – 130 ударов, давление – 180/100, температура тела – 39,5. Показатели критические, но стабилизируются. Отклонения от нормы. Не просто сотрясение. Анализ повреждений указывал на обширные микроразрывы клеточных мембран, сбой нейронной проводимости. Последствия резкого временного смещения. Биоинженерные модификации работали в аварийном режиме, закачивая в кровь регенеративные пептиды и стресс-адаптогены. Это объясняло быстрое угасание острой боли, но не ее интенсивность.
Глаза распахнулись. Свинцовое, низкое небо нависало надо мной. Воздух был плотным, смесь гари, влажной земли и проржавевшего металла. Это был совершенно иной запах, чем тот, к которому я привык в чистых, фильтрованных пространствах. Холодный, пронизывающий ветер не заставлял дрожать, но требовал движения. Источник угрозы? Отсутствует. Первичная оценка: район неактивен.
«Где я?» – вопрос прозвучал глухо, почти беззвучно, но четко сформулированный в сознании. Голос хрипел. Стандартная реакция на обезвоживание. В мозгу промелькнула мысль о порции регенеративной суспензии из моего полевого рациона, но затем болезненно острое осознание ее отсутствия.
Поднялся одним плавным движением, отбрасывая остатки слабости. Вокруг – руины. Заброшенная железнодорожная станция. На стенах, когда-то выкрашенных в унылый серый цвет, теперь облупившаяся краска обнажала грязно-желтую штукатурку. Разбитые стекла зияли черными глазницами, сквозь них пробивался тусклый свет. Покосившиеся деревянные перроны, покрытые слоем пыли и мусора. Рельсы, давно забытые поездами, поглощенные буйно растущей травой. Это не просто разруха. Это ощущаемая деградация технологий, архитектуры, всей инфраструктуры. Слишком примитивно. Слишком грязно.
Взгляд автоматически скользнул к правой руке. Ассемблер. Где ассемблер, который я успел забрать до взрыва? Обшариваю пол вокруг. Вот он. Потрескавшийся корпус, мерцающие индикаторы. Повреждения серьезные. Темно-серый корпус был изрезан глубокими трещинами, голографические индикаторы мигали хаотично, без логики. Мертвенно-бледное пульсирующее свечение вместо привычного синего, яркого, живого света.
– Черт, – процедил сквозь зубы. Не отчаяние. Чистое, холодное раздражение. Повреждения критичны. Механическое воздействие не поможет.
Сухожилия на шее напряглись. Проверил порты за ухом. Нейроинтерфейс. Отключен. Полная, оглушающая тишина в голове. Ни потока данных, ни связи с глобальной сетью, ни со своей командой. Пустота. Отсутствие данных – это слепота. Самое опасное для оперативника. Мое сознание, привыкшее к постоянному фоновому потоку информации – анализу окружающей среды, прогнозам угроз, данным о здоровье, – теперь было лишено этой поддержки. Каждое решение приходилось принимать на основе грубых сенсорных данных, без привычной поддержки ИИ.
