Я подошёл к месту, где всё случилось. Два тела сейчас выглядели как одно. Они так плотно были прижаты друг к другу, что просто спеклись вместе, образовав чёрный обугленный остаток того, что когда-то было двумя людьми… точнее, одним человеком и одной конченой мразью. Других эпитетов для Воланда у меня не находилось.
Я некоторое время стоял и смотрел на тела, потом огляделся, нашёл осколок кирпичной стены, с одной более-менее ровной стороной, подкатил его поближе… надо сказать, не без усилий, уселся сверху и принялся ждать, глядя на обгоревшие тела.
Пока я готовил себе место для сидения, то заметил, что все остальные тоже не спеша спускаются ко мне.
Приблизившись, они тоже молча смотрели некоторое время на то, что осталось от Амины и от Воланда, а потом, следуя моему примеру, начали подыскивать себе то, на чём можно было бы сидеть.
Тут всех выручила Маша, впрочем, как это часто и бывает. Она собрала большие обломки стен и бетона, выложила их полукругом, и все наши расселись на них вокруг обгоревших тел, практически ничего не говоря. Только когда готовили места, немного переговаривались шёпотом, а по поводу произошедшего никто не сказал ни одного слова.
Мы сидели так очень долго, до самого вечера. Иногда на вершине кратера показывались мельком люди, но тут же прятались. Нам на них было плевать, впрочем, как и на безопасность. Мы почему-то были уверены, что больше ничего плохого не случится. Основные враги умерли, а те, кто остался, даже если и хотели бы на нас напасть, не делали этого. Ведь если мы смогли уничтожить Воланда с Валентином, то им здесь вообще ловить нечего. Кто именно и как их уничтожал – это вопрос десятый, они вряд ли настолько глубоко знали ситуацию и расстановку сил.
Когда солнце начало садиться, Фаер озвучил наконец то, что все уже давно поняли:
– Не воскреснет!
И в голосе его слышалась неподдельная печаль.
Мы помолчали ещё некоторое время.
– Как такое вообще возможно? – сказала вдруг Маша, – мы же знакомы с ней были, всего несколько часов, а сейчас у меня чувство, что я потеряла очень близкого человека… хотя мы вроде бы даже не подружились…
– Подружились, – сказал я, – бывает, это происходит так, что даже сам не замечаешь. Про кого-то думаешь, вот он будет моим другом, и вроде бы мыслите одинаково, и со стороны всем кажется, что вы друзья… а на деле совершенно чужие люди. А бывает, что наоборот, ты человека чуть ли не врагом считаешь, а потом оказывается, что он твой лучший друг и есть…
– Мы с тобой, кстати, тоже не сразу подружились, – сказала Маша.
– Да, – грустно улыбнулся я, – но у нас есть шанс проверить, насколько крепко, потому что мы выжили!
– Зачем она это сделала? – голос Маши дрогнул, – неужели нельзя было как-то по-другому?
– Ты знаешь, – сказал я, – мне кажется, она с самого начала именно этого и хотела. Не знала, когда сложатся ли подходящие условия, поэтому с нами и пошла. Чтобы дать нам шанс отсюда убраться, отблагодарить нас этим за освобождение. А потом она бы всё равно вернулась и сделала то, что задумала.
– Даже мне она понравилась, – сказал Алиса, – мы толком и познакомиться не успели, но сразу видно, что родственная душа.
– Нам это тоже было видно, – усмехнулся я, – и должен сказать, что двое вас в одном месте это немного даже страшновато. Это уже перебор.
– Но теперь-то я осталась одна! – сказала Алиса.
– А ведь я знал её дольше всех! – вздохнул Фаер, – хотя и немного в другом качестве. Но живая Амина мне понравились больше, чем страдалица, висящая на стене. Не зря я всё же о ней заботился. Чувствовал, что в ней есть хорошее начало.
– И всё равно не понимаю, почему нельзя было поискать другой способ! – вздохнула Маша.
