Длинные гудки наконец-то прервались, и из телефона прозвучало твердо и уверенно:
– Я вас слушаю. Говорите.
Света глубоко вдохнула, стараясь успокоиться. Ответила.
– Здравствуй, Маша, – голос сорвался, и она закашлялась.
– Здравствуй. Что-то случилось?
– И как ты догадалась? – Света постаралась говорить спокойно, но не получилось, и в голосе явно прозвенела издевка, но бывшая золовка не поддалась на провокацию:
– Просто. В последнюю встречу ты сказала, чтобы я держалась от тебя подальше.
– Не от меня. От Егора. Ладно, не будем спорить. Ты была права. Он никуда от вас не денется.
– Что у него?
– Не знаю. Пятно на ноге. Странное.
– И что собираешься делать?
– Через месяц у нас квота в Москву на обследования. Надеюсь, помогут.
– Но сомневаешься.
– Боюсь. Егор – мой сын. Если бы ты знала, как я боюсь.
– В Москву? Зачем тогда мне звонишь? Знаешь же, что не помогут. Приезжайте. И чем скорее, тем лучше. Нет у тебя другого выхода.
– Как я ему объясню, что мы в деревню жить едем?
– Ты же говорила, что пока Леша жив, у Егора ничего не будет?
– «Ничего» – это, конечно, громко. Такого я вроде не говорила. Но не буду спорить. Признаю, ошиблась. Приезжайте. После мамы квартира стоит нетронутая. Не обязательно в деревню. В городе поживете, тут близко от меня, на машине час, не больше.
– Хорошо. На месяц. Все равно другого я пока придумать не могу.
– Там видно будет. Но сентябрь впереди, думаю, что Егора лучше сюда в школу перевести.
– Это вряд ли. – Света так нажала «отбой», что чуть не продавила экран, закрыла глаза и прислонилась к стене. Обалдеть просто – «приезжайте». Несколько счастливых лет она думала, что все связи оборвала с этой проклятой семейкой, но отец Егора… Кстати, ему тоже нужно сообщить. Она начала искать номер, пролистывая контакты в телефоне, но зычный голос постовой медсестры отвлек: «По палатам. Обход. Все по палатам».
Рана расползалась по голени уродливым коричневым пятном размером с ладонь, зарастала коркой, трескалась и вновь кровила. Шрамы переплетались, связывались в узелки, стягивали пока здоровую кожу.
Егор случайно прикоснулся к пятну пальцем и испуганно отдернул: вдруг еще на руки перейдет. Что тогда делать? Не спрячешь. Лучше вообще в школе не появляться.
– Сын, зачем опять трогаешь? Скоро обход, может, результаты пришли, выяснили, что это, – к кровати подошла мама. Все две недели она уходила только на ночь.
За стеклом инфекционной палаты мелькнула тень, хлопнула дверь.
– Здравствуйте, молодой человек. Ну что там у нас? – Денис Леонидович прошел в палату. Егор скривился: врач так говорил «у нас», будто беда общая. Поддержать, наверное, хотел.
– Вы узнали, что это такое? Почему со мной?
– Нет, к сожалению, исследования не показали полной картины. Может быть, аллергическая реакция… Точно знаем – не онкология, уже радует. Так что полежишь у нас еще. Подумаем, полечим. И эпилепсии у тебя тоже не обнаружено, так что был у тебя просто глубокий обморок неясной этиологии. Ничего, поправишься.
Доктор внимательно осматривал рану, хмурился, кончиками пальцев, одетыми в белые латексные перчатки, чуть дотрагивался до нее.
– Я так понимаю, она не болит?
Егор отрицательно качнул головой.
– Ну держись, – врач подмигнул, попытался улыбнуться, но вышла какая-то гримаса. Встал, резко повернулся, так что пола его халата задела Егора по лицу, и попытался выйти.
– Мы выписываемся, – на проходе из палаты встала мама.
– В смысле «выписываемся»? Это не вам решать, – доктор рукой попытался ее отодвинуть и выйти.
– Мне. Я его законный представитель, – мама стояла скалой.
– Как хотите. Надеюсь, вы понимаете, что делаете, – врач скривился и так дернул руками, будто что-то стряхивал с них.
