Ненавистные установления порождают
ненависть.
Э. Т. А. Гофман «Майорат»
Этот дворец творит ужасные вещи с
людьми. Эта
цитадель обычаев, традиций, обрядов и
ритуалов сводит
меня с ума.
Индийский фильм «Эклавия.
Княжеский страж»
Предисловие
Закончив эту странную фантазию, я почувствовала необходимость
вкратце пояснить ее замысел.
Годы моей ранней юности проходили в трепетном увлечении
литературой эпохи романтизма. В ту счастливую пору меня всецело
поглощали драматические страсти и ужасы, заключенные в ней. Но со
временем во мне проснулся глубокий интерес к той атмосфере, в
которой возникла культура романтизма, и к тем сложным механизмам, с
помощью которых она создавалась.
Совсем недавно меня посетила дерзкая и забавная мысль написать
небольшой роман в духе и по образцу волшебных произведений той
эпохи. Все знают, какое значительное место занимают в нашей
современной культуре неоготические мотивы. Сложно представить себе
человека, который не слышал бы о вампирских историях, о
всевозможной нечисти из фэнтези и прочих милых ужасах, которыми
полна литература наших дней. Но мало кто задумывался над тем, что
все эти причудливые мотивы берут начало именно в изящной, наивной и
пугающей культуре первой половины XIX века…
Правда, некоторые шедевры той эпохи популярны и в наше время.
Стоит вспомнить довольно распространенное увлечение «Собором
Парижской богоматери» или «Грозовым перевалом». Но сколько еще
остается удивительных произведений романтизма, которые почти или
совершенно неизвестны современному читателю. Но даже если эти книги
до сих пор читают, культурный контекст, в котором они существовали
и который дает ключ к более полному их пониманию, безвозвратно
утерян…
И вот мне страстно захотелось создать историю, содержащую в себе
бесчисленное пересечение мотивов, сюжетов, персонажей и смыслов
романтизма.
Мой роман построен по образцу произведений того времени. В
тексте множество намеков на предыдущие сюжеты и персонажей. Этот
метод виртуозно использовали и сами романтики. Когда Гюго описывает
келью Клода Фролло, он напоминает нам о гётевском Фаусте. Когда
Фролло мечтает о Восточной империи, не является ли это тонким
намеком на дерзкие планы Бриана де Буагильбера из «Айвенго»?.. Не
имея таланта великих мастеров, я все же в данном случае следую их
методу. Почти в каждой ситуации или фразе содержится напоминание о
чем-то предыдущем, уже описанном романтиками. Но, в отличие от них,
я не имею радужной надежды, что моим читателям (если они вообще
найдутся) так хорошо знакома вся эта старая и полузабытая
литература. Поэтому, для простоты создания ассоциаций, главы в
книге снабжены эпиграфами из разных произведений. Естественно, эта
идея тоже принадлежит не мне. Она принадлежит Вальтеру Скотту. Как
известно, подражание этому прославленному писателю приобрело
повальный характер среди европейских романтиков. Стоит вспомнить
хотя бы «Сен-Мара» Альфреда де Виньи или «Гана Исландца» Виктора
Гюго. Однако, в системе эпиграфов, используемой мной, есть и
некоторые отличия от традиции. В ней можно встретить цитаты не
только из романтических произведений, но и из литературы XX века и
даже из мюзиклов и фильмов. Эти изменения легко объяснить. Я
все-таки живу почти два века спустя после романтиков.
В произведениях эпохи романтизма существовало как бы два фона.
Один воссоздавал события далеких, красочных и экзотичных эпох,
другой – пытался через эту блестящую завесу прокричать о драмах
человека XIX столетия… Как-то мне встретился глубокий риторический
вопрос: не являются ли страдания Клода Фролло в большей степени
страданиями влюбленного XIX века, чем драмами средневекового
священника?.. Я думаю, в этом есть большая доля истины.
