Ранчо «Медвежья долина», Колорадо
Апрель 1887
- Хэй, Кармен…
Моя лошадь остановилась на вершине подъёма, и я оглядел ранчо.
Чистый запах вечнозелёных растений наполнил лёгкие, и я глубоко
вдохнул.
В этом была основная разница между Колорадо и Чикаго. Я мог дышать
здесь. Я мог наполнить своё тело и разум тем, о чём мальчик,
стеснённый мелочным обществом и удушающими обычаями, каким был я,
не мог и мечтать. Эта земля наполняла меня умиротворением, которого
я никогда не знал, пока рос. С первого момента, как здесь оказался,
я знал, что принадлежу этому месту.
Скалистые горы окружали местность словно стражи, пока утреннее
солнце освещало снег, лежащий в сугробах на пастбищах. Замороженные
ели сияли как бриллианты в этом чистом свете, а глубокое, чистое
небо Колорадо стелилось над всем этим богатством, которое заставило
бы устыдиться и короля Мидаса.
Хотя это была суровая зима, от этого вида моё сердце трепетало, а к
горлу подступал комок. Теперь эта земля являлась частью меня, как
кисть была частью моей руки. Это мой дом. Эта величественная долина
была моей.
Однако гордость от обладания не делала жизнь здесь легче. Этот
рекордный для зимы холод заморозил сок внутри деревьев, так что их
ветки трещали, издавая звук, подобный выстрелам в морозные ночи.
Снега нападало так много, что приходилось рыть тоннели, чтобы
попасть из одного конца ранчо в другой. Хуже того, скот страдал от
холода и недостатка пищи. К тому же, река промёрзла, так что
размораживание снега и льда для того, чтобы напоить стадо, стало
вечной битвой. Я не знаю, кто устал сильнее: мои работники или
бедные животные, жизнь которым они пытались сохранить. А я решил,
что они сохранят их жизни. Скот выступал жизненной кровью ранчо, и
я сделаю всё, что могу, чтобы увидеть, как они
благоденствуют.
В результате я всё время был в седле моей верной Кармен, объезжая
стадо, пытаясь вернуть отставших животных в безопасное место и
отгоняя случайных волков, рассчитывающих на лёгкую добычу. Я знаю,
что с каждым потерянным из-за зимы или волков животного, нам
придётся туже затягивать пояса; а на личном уровне я бы также не
смог воплотить свои мечты в реальность.
Эти надежды, эти мечты были связаны с постепенно нарастающим светом
в моей тьме, мисс Аннабель Стюарт из старой Вирджинии. Мы начали
переписываться прошлой осенью, и с каждым письмом я всё яснее
видел, какой женщиной она была: умной, любопытной, остроумной,
настойчивой, а также скромной и великодушной. Я надеюсь, она
получает столько же удовольствия от моих слов, сколько я от
её.
Она сделала простым для меня выражать свои мысли, мечты и
стремления на бумаге. Я никогда не думал, что это будет для меня
так просто. Когда я отсылал письма, то был наполовину испуган, что
её оттолкнёт моя серьёзность, наполовину преисполненный надежды,
что она поймёт её. Я был как на иголках, пока не приходило
следующее письмо, из которого я узнавал, что она была в достаточной
мере и серьёзна, и полна надежд, и забавна.
О, она умна. Её слова поражали меня в самое сердце, и я обнаружил,
что тщательно запоминаю каждое, чтобы произносить их в мыслях,
когда был занят утомительными ежедневными делами. Я знаю, что
очарован этой девушкой и отчаянно желаю встретиться с ней. Но я
понял, что, если хочу привезти её из Вирджинии, единственной
достойной причиной будет брак. Достойная леди не отправится так
далеко из-за какой-то прихоти, из-за чего-то меньшего, чем
пожизненные обязательства. Я должен удостовериться, что готов к
браку, прежде чем сделаю это, и ранчо тоже должно быть готово. Мои
гордость и честь не принимали меньшего, чем предоставить мисс
Аннабель комфортный дом и обеспеченное будущее.
