1
Для начала стоит сказать, что я всю свою жизнь сознательно
держалась в стороне от всех семейных проблем. Маменька – Наталья
Сергеевна в девичестве Матвеева, воспитала меня как истинную
барышню, сторонящуюся каких-либо политических разглагольствований и
размышлений. Вольнодумные речи часто звучали в нашем доме. Я знала
об этом, но специально ничего не замечала вокруг, поглощенная
внезапно вспыхнувшими чувствами к одному из моих кавалеров. Мой
братец – Николай Петрович Боткин, только что окончивший обучение в
Академии, часто шутил на эту тему, специально наводя на мои щеки
румянец. Папенька – Петр Николаевич, вообще предпочитал не замечать
меня, захваченный новыми интригами, благодаря своему таинственному
сообщнику. Мог ли он знать, что так все обернется?
Каждый раз, когда являлся человек, со словами: «У меня весть для
хозяина от друга», папенька мило улыбался, и мне казалось, что он
специально пытался сказать всем своим видом, какой он важный
человек, как все это серьезно, и какое счастье, что все это
известно только ему. Я в тайне посмеивалась над добродушным, и
таким казалось, глупым, папенькой. Но брат не разделял моего
веселья. Он посылал Боткину испепеляющий взгляд черных глаз, и
злобно сжимал кулаки. На его бледных щеках появлялся слабый
румянец. Он нервно проводил сухой жилистой рукой по коротким темным
волосам, ероша прическу, и через короткое время скрывался у себя.
Через некоторое время он переселился в город. Но я и это предпочла
не заметить.
Мой возлюбленный – Антон Сергеевич Фомин, офицер, двадцати семи
лет от роду, обладал лихими каштановыми кудрями, и озорными карими
глазами, в которых вспыхивал огонь, едва я появлялась. Одним
словом, молодой офицер полностью завладел моим сердцем, и являлся
мне во снах.
Но однажды, холодным зимним утром все пошло не так. Этот день
навсегда отпечатался в моей памяти. Меня разбудила моя горничная –
Маша. И кинулась причитать, что маменька моя – Наталья Сергеевна,
слегла. А Петра Николаевича нет дома. Что же делать?
Я тяжело поднялась, тихо злясь, что посмели потревожить мой сон.
Я догадывалась, что маменька предприняла очередную фальсификацию,
лишь батюшка наш вернулся побыстрее. Так случалось не раз, поэтому
я не скрывала раздражения.
Но странное, не доброе предчувствие сжимало мою душу все утро.
Ощущение беды, что вот-вот нагрянет, не давало покоя.
Я заглянула к маменьке, и поняла, на этот раз все серьезно.
Наталья Сергеевна была бледна, ее темные волосы выделялись темным
пятном на фоне белоснежных подушек, а глаза казались огромными и
безумными.
- Аннушка, доченька, - слабо начала она, - ты должна… - она
смолкла на секунду, - надо предостеречь твоего батюшку… езжай…
езжай прямо сейчас в город…останови его… Маша! – обратилась Наталья
к двери.
В ту же минуту в комнату маменьки вбежала моя помощница.
- Вели Макару запрягать, барышня едет в город, - властным, не
естественным для умирающего человека, голосом, приказала
Наталья.
- Но, маменька.
Наталья Сергеевна метнула на меня строгий, серьезный взгляд. Я
его заметила, хотя это заняло всего долю секунды, потом чернота ее
глаз вновь смягчилась.
- Ступай, Аннушка. Поговори с папенькой. Скажи, что я больна.
Пусть приезжает. Поторопись, - и маменька прикрыла глаза, всем
видом давая понять, что разговор закончен.
Я вышла за дверь и едва слышно топнула ногой, ведь мне
совершенно некуда было девать обуявшую меня злость и раздражение от
собственного бессилия. По малейшей прихоти маменьки я должна ехать
этим морозным ранним утром в Город! Я взглянула за окно. Мелкий
снег сыпал с темного неба, покрывая землю тонким слоем сырого
снега. Меня передернуло от одной только мысли, что мне предстоит
такая, отнюдь не уютная поездка.
