Надвинув поглубже шляпу, Рихард шел знакомым переулком, стараясь
не попадать в свет фонарей. Тех, что добрые люди зажигают по
вечерам над дверью, указывая путь прохожим и отпугивая любителей
поживиться в темноте чужим добром. В дневное время Рихард очень
даже одобрительно относился к такому гражданскому рвению. А вот
вечерами иногда проклинал особо ретивых.
Нет, Его Высочество не задумывал ни государственного переворота,
ни банальной кражи. Но вокруг королевской семьи и так слишком много
лишних глаз и ушей. Лишний раз радовать сплетников не хотелось. Тем
более, если в истории была замешана честь дамы. Ну, точнее, что от
той чести осталось после семи лет пылкой любовной связи.
Им с Греттой и так было непросто. Ей, добропорядочной девице из
хорошей семьи, не следовало шастать по ночному городу. А ему,
молодому Министру финансов Его Величества и, по совместительству,
третьему сыну правящего монарха, почти невозможно было выкроить
время для встречи днем. Да и хорош был бы он, появись он посреди
бела дня на улице. Какое уж тут тайное свидание, если целый город
знает тебя в лицо.
Но если извернуться, многое становится возможным. И Рихард
изворачивался все эти годы, пытаясь свести вместе два разных мира.
Тяжелее всего было смотреть при встрече в глаза мастеру Арнольду Но
уважаемый мастеровой старательно делал вид, что не замечает ни
ночных отлучек дочери, ни странностей ее ухажера. Поначалу Рихард,
было дело, подозревал мастера в поиске выгоды. Но, как он понял с
годами, дела у мастера и так шли неплохо. А молчал он исключительно
из уважения к королевской семье. Ну, и в надежде, что рано или
поздно кто-то из молодых сам образумится.
Если честно, Рихард и сам понимал, что интрижка с красивой
горожаночкой изрядно затянулась. Страсть, вспыхнувшая между ними,
давно должна была уже угаснуть. Но что поделать, если вместо
безразличия, страсть сменилась другим чувством. И за это чувство
Рихард был готов бороться даже с отцом. Вопреки здравому смыслу.
Безо всякой надежды на победу. И, надо признать, до поры, до
времени ему это удавалось. Пока Гуннар (отдельное спасибо тебе,
братец!) не умудрился проиграть свою дипломатическую партию. И
теперь Рихард понятия не имел, как объяснить Гретте. Почему именно
им приходится расплачиваться за просчет дипломатов.
Рихард чувствовал себя преданным еще и потому, что и отец, и
старший брат встали на сторону Гуннара. «Пойми», - уговаривал отец,
- «Гуннар, конечно, допустил ошибку, продешевив. Но эта ошибка
спасла жизни нашим подданным, а не погубила их. Поэтому, да, платим
дорого, но уж как есть». Примерно, в том же ключе высказывался и
Генрих.
- Отец! – Не выдержал как-то Рихард, прибегая к последнему
аргументу, - Ведь ты сам сказал в свое время Эрику: «Соблазнил –
женись. Нравится – женись тем более».
- Сказал, - не стал отпираться Его Величество Эрих Пятый. – Вот
только вы поздно опомнились. В отличие от Эрика, сам факт
соблазнения ни тебя, ни твою, гм, подругу добрые семь лет нисколько
не тревожил. Так что вряд ли стоит о нем вспоминать теперь.
В общем, принц Рихард мог бунтовать, сколько душе угодно. Но
брачные договора уже подписаны и день его свадьбы с княжной
Марией-Фредерикой назначен. Скоро об этом «радостном» событии
храмовники прокричат со всех кафедр королевства. Издатель
столичного новостного листка радостно подхватит эту новость. Все,
что оставалось Рихарду, то поговорить с Греттой. После семи лет
верности она заслуживала хотя бы того, чтобы узнать подобные
новости из первых уст.
Открыв своим ключом дверь арендуемого им домика (вообще-то,
Рихард исправно платил отставному военному, чтобы тот арендовал дом
на свое имя), принц вошел внутрь. В маленькой прихожей на столе
стояла одинокая свеча. Рихард огляделся. Ставни на окнах подогнаны
были плотно, так что снаружи не было видно, горит ли свет в дальних
комнатах. Судя по отблеску света в дверном проеме, Гретта ждала его
на кухне.
