Людям, как правило, когда в их жизни ничего не происходит, становится скучно как-то. Хочу, мол, чтоб и у меня как у других: тусовка, движуха там всякая разная, толкотня. Но как только их мечтания, а порой и бредни, сбываются идут реплики, возможно и не сразу конечно, о том, как всё достало, надоело, задрало и тому подобное, в зависимости от эмоционального накала и характера вопиющего. Позвольте! Вы же сами этого хотели? Да! Но ведь подразумевалось что-то хорошее, благостное, счастье вселенское, например, и желательно – вечное, а тут что вы мне подсунули, издеваетесь что ли?! И не всегда это хорошо заканчивается, бывают и пострадавшие, и ладно если это другие, чужие, а если сам или близкие, а если увечьями или смертью; как там говорится – «поломанные жизни, поломанные судьбы». Да! А бывает и не заканчивается или закончится ещё очень нескоро. И что тогда? А жизнь-то проходит и когда-нибудь пройдёт окончательно, хотя в смерти, если вдуматься, есть и свои плюсы: на работу ходить не надо, я надеюсь, или детей забирать из садика, или ездить к тёще на блины, или… или… у каждого «или» свои. Плюсы, которые при жизни кажутся минусами. Странно не правда ли?! Или только кажутся?!
Вот и я думаю, когда хорошо, чего ещё надо? Радуйся себе на здоровье. Но нет! Вот смотрю я на этих двоих: странные они какие-то, то толкаются, то пихаются, за загривки хватаются. То стоят, тяжело дышат, волком смотрят, думают значит: «А что бы ещё такое сотворить, желательно пакостное». Нет чтоб пойти куда-нибудь, посидеть, поговорить по душам, без обиняков, так, мол, и так, чего горячку-то пороть! Да и видок у них чудаковатый: в белых штанишках и курточках с чёрным пояском на босу ногу. Молодые да задорные, эх! Да! Их энергию бы да в нужное русло, как говорится.
А! Во, глянь! Опять схватились! Ой! Да как бойко-то! Во, во, смотри… упали, во дают! И вот терзают друг-дружку. Ишь ты, ноги на него закинул и за руку дергает. Да успокойся уже ты, малахольный! Чего пристал-то к нему, видишь, человек лежит себе спокойно, никого не трогает, чего прицепился. Да ты руку сейчас оторвёшь ему, чего ты её всё дёргаешь-то, смотреть на это уже больно, а ему-то каково! Блин, больно же! Отпусти! А!? Как больно…
«Блиииин! Как больно-то!». Боль застряла где-то в голове и с частотой пульса била по мозгам. «Чего башка-то так болит?! Где я? Кажется, меня куда-то тащат». Держа за правую руку, кто-то волочил меня по земле. Остановились.
Было холодно и сыро, воздух пропитался влагой, как мокрая тряпка, обволакивая вместе с каким-то шумом. «Что происходит-то?». Руку отпустили – она смачно шлёпнулась в лужу. Я попытался открыть глаза. Сквозь резь и слёзы виднелись лишь тучи, капал дождик. Небо заслонила чья-то физиономия: лохматое, бородатое с тёмными провалами вместо глаз. Рожа открыла рот, пытаясь что-то сказать. В глазах все закачалось из стороны в стороны. Изображение остановилось, снова эта морда, рот открывается, закрывается, но звук пробивается с трудом, словно сквозь кисель в ушах. Пытаюсь разобрать слова. Гул в ушах, поначалу слабый, постепенно стал нарастать. Опять мир закачался, превратился в смазанную картинку.
– Эй, нехристь! –наконец-то услышал я. –Пёсий сын. Очухался что ли? А ну, вставай, давай.
– Где я? – во рту пересохло, язык был как чужой, тяжёлый, в итоге получилось: -Дзы а?
– А! Замычала. Пагниль! Зенки протирай, приехали.
– Баламут! Оставь его, видишь, ещё лапти без лыка плетёт, давай, собирай поимников всех скопом, батя сейчас подойдёт, – расслышал я ещё чей-то голос.
Лохматый ушёл. Тучи стали чёрные, растекаясь кляксой по небу. И тут до меня дошло, что я на улице. Осознание этого факта пришло хоть и запоздало, а вот глаза раскрылись моментально. Звуки всё настойчивее просачивались в мою голову: людская речь, лай собак, чей-то плачь, фырканье лошади. Лошади?! «Где я? И кто эти люди? А по какому поводу они тут собрались? Чем я вчера занимался? Не помню. Напился что ли? Так ж не пью… я… вроде… а кто я?!» Бросило в жар, я порывисто сел, голова закружилась. «Кто я? Кто я? Где я? Что вообще происходит? Блин! Я не помню.» Ударил гром, который тут же забарабанил в моей голове – мне стало муторно, боязно и зябко. Дождь усилился, превращая неясный мир вокруг в смазанную чёрточками картину. Сюрреализм какой-то!
