“...Зенитчицы кричали
и стреляли,
размазывая слёзы по щекам.
И падали.
И поднимались снова.
Впервые защищая наяву
и честь свою
(в буквальном смысле слова!).
И Родину.
И маму.
И Москву...”
-Доброе утро, Евгения Марковна!
-Доброе утро.
Поворот, монолитные сосны в парке Зенитчиц, сквозь которые
пробивается солнечный свет. Еще пару метров - и у цели. Главное –
не сбить дыхание.
«Привет, Женька!»
Короткий кивок. Дорога выкручивает налево, к выходу. Еще круг, и
домой. Строго глядят с бронзовых бюстов партизанки Мария Мелентьева
и Анна Лисицына. Аня смотрит немного грустно, Маша — твердо, вдаль.
Несломленная воля девятнадцатилетней девочки. У начищенных,
сверкающих бюстов, залитых солнечным светом, свежие цветы – красные
гвоздики.
Несмотря на ранний час, уже жарко. Тополиный пух мешает пробежке.
Сорвавшись с дерева, шумно взлетает воробьиная стая. Автолюбитель
чинит у входа в парк «рыжий» «Москвич-412». Женя видит лишь задние
фары машины, которые будто бы жалобно сощурились и говорят: «Может
быть, хватит? Я уже не поеду. Оставь меня».
-Здравствуйте, Евгения Марковна.
-Доброе утро.
Еще полкруга. Если дышать равномерно, должно хватить дыхания. Еще
чуть — чуть. Уже появились «пузыри», вытянулись колени на синих,
тренировочных штанах, но ничего. Ритмично, будто подгоняя, скрипят
кеды «Два мяча»: высокие, синие, с белыми полосками. Сколько было
радости от обмена. В обратную сторону ушли несколько редких
виниловых пластинок, но это не страшно. Еще поворот. Похлопывают по
спине убранные в хвост черные волосы. В голове звучит голос
отца:
«Евгения, ты – советский милиционер! Какой пример подаешь
братьям?! Ты подумала, что из них вырастет?! Люди БАМ строят, а моя
дочь, ребенок уважаемого человека, занимается непонятно чем.
Позор!»
Парк дышит цветами. Вдоль прогулочных аллей — аккуратные клумбы с
белыми флоксами, красными розами и пионами. На коричневой,
деревянной скамейке у фонтана сидит пожилая пара. Он — в модной
шляпе бурого цвета, белой рубашке с короткими рукавами и светлых
брюках. Благородная седина, интеллигентный взгляд. Нога закинута на
ногу - блестят начищенные, бежевые сандалии. Она — тоже в шляпе,
алой, в красивом, длинном розовом платье. Немного косметики,
подчеркивающей большие темные глаза. Гордо вздернутый подбородок.
Аккуратная, белая сумочка. Платье подходит ее возрасту, не выглядит
вычурно. Они читают газету, одну на двоих, и едят мороженое.
Мужчина, широко улыбнувшись, достает из-за пояса букет незабудок,
вытаскивает из него один цветок и аккуратно устанавливает на поля
ее шляпы. Женщина смущенно улыбается. Из динамиков звучит
музыка.
«...И я иду к тебе навстречу,
И я несу тебе цветы,
Как единственной на свете
Королеве красоты...»
-Здравствуйте, Женя.
-Здравствуйте.
Снова воспоминания. Московский двор. День. Солнечно.
«Круглова, ну что с тобой не так? Все бабы как бабы. А ты –
«мусор», что дальше-то?».
Звонкая затрещина. Жар в руке. Отчаянно колотится сердце.
Обидно!
- Добрый день, товарищ участковый!
Метров за триста до поворота, ведущего к выходу, девушка резко
затормозила. Окатив мужчину на лавочке презрительным взглядом, она
добрела до лавки и прильнула к медному, питьевому фонтанчику, жадно
дыша.
- Яков Моисеевич, – отдышавшись, сказала Женя, сердито
прищурившись, – как можно заниматься в таких условиях? Спорт – это
у нас что?
- Так, это, - жизнь. Клянусь своими седыми висками, – кивнул
пожилой мужчина, сняв очки и положив их в нагрудный карман белой
рубашки с короткими рукавами.
- Правильно, – распустила темные волосы девушка, – а вы мне бегать
мешаете. Вредитель вы, Яков Моисеевич.
- Так, это же я с уважением, – примирительно произнес мужчина. На
вытянутом лице появилась улыбка. Когда Ройзман улыбался, его зубы
касались нижней губы: создавалось ощущение, что он смеется над
собеседником. – Мы же любим, нашу милицию-то. А вы вот, это самое,
чем бегать с утра, лучше бы бандитов ловили, да. Преступность – она
такая. Не дремлет.
