Настя блаженно вытянулась на траве – ох, и устала она сегодня. С
утра Марфа затеяла стирку, да ещё и тесто на пироги поставила!
Самое ей время с животом над корытом стоять и таскать тяжёлую
бадейку с квашнёй. Пирогов на праздник Марфа традиционно
пекла много: себе, соседей угостить, бывших прихожан, которые по
привычке приходили к батюшке пожаловаться на свои беды. Церковь
закрыли, но отца Андрея с семьёй не тронули, и даже позволили
остаться в своём доме.
Степан опустился рядом, просунул Насте под спину горячую ладонь,
положил на грудь голову.
- Стёпа, увидят, - шикнула Настя.
- Кто? – Степан поднял голову. – Это нам дорога как на ладони, а
нас в кустах не разглядишь.
Вторая его рука поползла по ноге, приподнимая юбку. Настя крепко
сжала коленки.
- Стёпка! Перестань, кому говорю! Бессовестный!
- Да ладно, что ты шумишь, Нася - горячо зашептал в ухо Степан,
царапая ей шею щетиной. Только он называл её так, нежно, ласково –
Нася. – Всё равно осенью поженимся, чего столько ждать?
Зарылся лицом в ложбинку у шеи, глубоко вдохнул:
- Пахнешь ты, аж дух захватывает. Травой душистой, солнцем,
тёплым чем-то, желанным. Так бы сграбастал всю, - признался он.
Настя оттолкнула парня и села. Степан к ней ещё не посватался,
но она точно знала – Марфа и отец Андрей не откажут, дадут своё
благословление. А вот родители Степана…
- Ты с отцом говорил? – спросила она.
- Нет ещё. Что заморачиваться раньше времени? Потом скажу.
- А если он против? Матери сказал?
Степан тоже сел, сорвал травинку, прикусил сочный стебель,
сморщился и выбросил.
- Сказал. Говорит – как отец решит, так и будет. Ты же знаешь,
она против него не пойдёт.
- А ты? – Настя посмотрела в глаза любимому. – Ты пойдёшь? Не
позволит отец, Стёпа, всё село знает, что он тебе Катюху Семёнову
приглядел. На Пасху так и спросил её: будешь, мол, Катерина,
моей невесткой?
Степан засмеялся:
- На Пасху он бы меня и на корове женил, так напился! Нет, Нася,
не те теперь времена, чтобы под отцовской волей ходить. На ком
хочу, на том и женюсь.
- Выгонит, - горестно вздохнула Настя. – Я, Стёпа, не могу без
разрешения: отец Андрей не одобрит, и Марфе не
понравится.
Степан засмеялся, обнял её за плечи, прижал к себе:
- Ну дай хоть поцелую тебя, если любишь! Или не любишь?
Настя закрыла глаза и подставила губы.
Целовались долго. По телу пошла приятная истома, Настя забылась
и едва не пропустила момент, когда мозолистая рука опять поползла
вверх по коленке.
- Стёпа! – остановила она. – Сказала – нет!
Стряхнула с себя его руки, вывернулась из объятий. Поправила
кофту – уже и пуговицы успел расстегнуть! Ох, скорее бы осень, а то
не удержит она своего любимого.
- Если отец не разрешит, что делать будем? – вернулась Настя
к волнующей теме.
- Уйду из дома, что же ещё? В город пойдём, там работать
будем.
- Угу, ждут нас в городе, все жданки проглядели, - горько
вздохнула Настя. – Кому мы там нужны? Да и страшно. Маруся, вон,
ушла в няньки наниматься, и вернулась через год, с пузом. Теперь
своего нянчить будет.
- Ты со мной пойдёшь, я тебя в обиду не дам, - уверенно сказал
Степан и опять полез целоваться. – Нася, свет мой ласковый,
солнышко моё тёплое, ладушка моя любимая…
Уверенная рука повалила Настю на траву. Ой, пора уходить, пока
Степан не разошёлся!
Он первым услышал звук:
- Кто-то едет.
Степан и Настя нырнули в высокую траву – не хватало, чтобы их
тут увидели вместе, потом сплетен не оберёшься.
Из-за поворота показалась телега. Возница свой, деревенский,
седоки незнакомые: трое мужчин и кожанках, у одного на голове
кепка, второй в помятой бескозырке, третий и вовсе простоволосый.
Продразвёрстка? Старого урожая уже нет, а новый не успел нарасти,
какие урожаи в июне? Может быть, они едут не в их село, сейчас
проскрипит телега мимо деревенских домов, распугает кур и мирно
пасущихся по обочине дороги коз и увезёт чужаков дальше.
