Данил
Сон внезапно стал будто прозрачным. Как те моменты, где ты все еще спишь,
но уже обеими ногами в реальности и осознаешь это, наблюдая за сновидением со
стороны.
«Что меня могло разбудить так внезапно?» - мысленно задаюсь этим вопросом,
по-прежнему играя в сон, а потом послышался крик Иры.
Вот что. Плач моей дочери. Третья ночь подряд.
- Зубы, - бормочу вслух, перекатываясь на спину.
Я пошевелил рукой и откинул ее на правую сторону кровати, пытаясь нащупать
свою жену. Она была пуста. А это значит, что Яна уже там и не может справиться
одна.
Медленно открывая глаза и повернув голову, я смотрю на циферблат
электронных часов слева от меня.
- Половина четвертого. Черт, - сел и, свесив ноги, спустился с кровати.
Выйдя и спальни, дверь которой была открыта нараспашку, я вошел в комнату
напротив. Маленькая детская для нашей девочки, но со всем необходимым для нее.
- Эй, ну что тут? – снова моргая, я смотрю на жену, хорошо виднеющуюся в
свете небольшого ночника мишки, которая стоит у кроватки и смотрит на кричащую
дочь. – Ян?
Она поднимает глаза и смотрит на меня со слезами.
Картина странная и слегка пугающая.
- Милая, она ведь плачет… - говорю ей и спешу вперед к дочери.
На самом деле, она уже была в истерике, когда ее язычок скрученный, еле
виднелся из открытого рта.
Быстро подняв на руки малышку, я стал раскачивать руками, мягко обнимая
крошечное тело и прижимая к своей груди с тихим «Ш-ш-ш», в маленькое ушко. Мои
глаза не отрывались от молчащей жены, которая наблюдала за нами обоими.
Когда истерика Иры стала стихать, я подошел к Яне и попытался коснуться
уставшего лица, но она резко отпрянула, не дав даже приблизиться, затем просто
вышла из детской.
- Тише, ириска, - снова обратился к дочери. - Тише моя… Сейчас папа тебя
покормит, - стал говорить с ней, привлекая хоть какое-то внимание.
Нашел на тумбочке соску на ощупь, снял крышку защитную и дал ей.
Она стала активно ее чмокать и все еще содрогалась, всхлипывая.
Ее реснички были мокрыми, и мое сердце сжалось оттого, что ей так больно.
- Ты самая прекрасная на свете, - улыбаюсь ей, разговаривая вполне
серьезно. – Я такой как ты, не встречал раньше, ты ведь это знаешь?
Она моргает и продолжает смотреть, будто раздумывая над сказанным мной, но
продолжая чмокать соску.
Моя улыбка становится шире, когда я вижу эти пока еще слишком темные
глазки, едва ли приобретающие зеленый цвет с примесью карамели. Зеленый как
мои, песочный как у моей жены.
Я направляюсь на кухню в надежде увидеть там Яну, которая делает смесь
дочери, но ее там нет.
За те полгода, как я стал отцом, у меня появилось много дополнительных
умений помимо тех, что были приобретены мной за двадцать девять лет.
Например, одна из таких, держать ребенка одной рукой и делать ей смесь. При
этом умудряясь отмерить все специальной глубокой ложкой. Проверить воду в
бутылочке. Попробовать все это дело и наконец – покормить.
Это увлекательно - быть папой. Видеть это маленькое чудо каждый день и даже
в такую бессонную и плаксивую ночь. Но знать, что я ее отец и тот, кто поклялся
защищать ее и дарить покой, а потом наблюдать за тем, как она засыпает в твоих
руках, прижавшись доверчиво – это дорогого стоит. На самом деле это стоит
всего, что человек может иметь на свете.
Я чертовски счастлив этому новому статусу.
Я забираю готовую смесь и иду обратно в детскую.
Опускаю дочь на мягкий пеленальный стол, купленный с рук в идеальном
состоянии, и меняю памперс.
- Отлично, - подвожу итог, застегивая боди. – Мы готовы спать? – спрашиваю,
и она улыбается.
Снова взяв ее на руки, я укладываю дочку так, чтобы она была немного на
плече моем и, забрав соску, даю бутылочку, что и пикнуть не успевает.
