Антон
Я был чмом...
Да вот так самокритично. Имею
право!
Это сейчас я охрененен, а тогда, в
школе, я был чмом. Настоящим, матерым чмищем.
Сидел на задней парте, ходил в
черных кожаных штанах, в которых невыносимо прели причиндалы, и
вечно хотелось их почесать.
У меня были длинные немытые пакли не
башке. Боже, почему я не мыл волосы? Ах, да, ухоженная блестящая
шевелюра не сочеталась с образом чма, а я к деталям всегда
внимателен.
Я слушал музыку, даже на уроках.
Жевал жвачку, надувал и громко лопал пузыри, рисовал гадкие
картинки, а о том, что такое спорт, даже и не знал.
Я был толстым! Не прямо как боров
неподъемный, а такой, знаете, увесистый баклажан, затянутый в
кожаные портки. По жопе хлопнешь – волна до подбородка дойдет.
Поэтому я не любил бегать. И прыгать.
Это уже потом, закончив школу и
поступив в универ, я начал меняться, а тогда... тогда я считал себя
бунтарем и культивировал свои недостатки, потому что они отражали
мою тонкую душевную организацию.
И имя у меня такое как надо. Прямо в
тему. Колоритное. Антон Северный. Просто идеальный вариант.
Северный замечательно гармонировало
с Оленем — моей вечной кликухой, а к Антону вообще запросто рифму
подобрать.
В общем, вы поняли. Я был чмом.
А она принцессой.
Маленькой такой, с голубыми
глазками, как у новорожденного котенка, копной каштановых вьющихся
волос.
Дина Кулакова.
И она меня ненавидела. Почему?
Правильно, потому что я был классным чмом! И "классным" вовсе ее по
причине собственного великолепия, а потому что хуже меня в первом
"г" никого не было.
Именно там мы и познакомились. Она
пришла в наш класс под Новый Год, и я, сраженный неземной красотой,
решил поделиться с ней самым ценным. Жвачкой. К сожалению,
нежёваной у меня не осталось, а слюнявый катышек должного
впечатления не произвел. Поэтому любви между нами не случилось. Всю
начальную школу я тихо млел в ее присутствии, а она меня попросту
не замечала.
Потом пути наши разошлись. Она
чистой воды гуманитарий – на литературу летела на крыльях любви и
трепета, а я был физмат…ладно вру, я был тупорезом, поэтому попали
мы в разные классы.
Но у судьбы хорошее чувство юмора,
поэтому она нас свела чуть позже, в восьмом. Как раз в тот самый
период, когда я окончательно вжился в образ бунтующего баклажана, а
у Дины начала расти грудь.
Любви между нами опять не случилось.
Может, потому что ей не зашла моя шутка про Дуньку Кулакову, а
может потому, что у нее самой был острый язычок, и она с радостью
присоединилась к компании моих «заклятых» врагов. Мы люто друг
друга ненавидели и при каждом удобном случае задирались, словно
бойцовые петухи.
Классика жанра: самая красивая и
умная девочка класса и хронический неудачник в кожаных портках.
Я считал ее зазнайкой и выскочкой, а
она называла меня Жирным Тюленем, и очень правдоподобно изображала,
издавая протяжные звуки и хлопая «ластами» по бокам.
Все ржали, а я бесился и мечтал ее
задушить. Шейка-то тоненькая, как у цыпленка! Жамк и готово.
М-да, мои подростковые мечты
были весьма кровожадные.
Сказать по правде, Кулакова была
моим самым неприятным воспоминанием о старших классах, и когда
прозвенел последний звонок, я в припляску, подпрыгивая и дергая в
воздухе ногами, ускакал в туман, надеясь, что больше в жизни ее не
встречу.
Потом был универ, куда я поступил по
чистой случайности. Вот там-то все и изменилось.
Внезапно обнаружился доселе
дремавший талант к математике и программированию. Я,
оказывается, был умным! Шокирующее открытие. Удивились все, а
я так вообще охренел и с диким азартом принялся грызть гранит
науки.
Кстати, баклажаном я оставался тоже
недолго.
В общаге было холодно и
голодно, но весело. Есть было некогда, да и нечего, поэтому я
стремительно начал худеть, и в скором времени мог влезть в одну
свою штанину.
