Часть 1. Вредные
привычки.
Глава 1. Штаб.
1
Видергольд вошел в грязную комнату.
Виновник бардака сидел на стуле и смотрел в окно, положив ноги на
подоконник. Из единственного окна в столь маленькой, провонявшей
потом комнате, струились лучи света, так некстати нагревая
протухшую еду. Через открытую форточку доносился детский смех.
Птицы бережно несли своим нежным пением хорошее настроение, дразня
главу маленькой фирмы, решающей проблемы демонов-отступников и
падших ангелов. Глава услышал, как в комнату вошли, но не подал
виду. Лишь продолжил сидеть на стуле, любуясь видами листвы и неба
из окна.
– Босс, к вам посетитель, – сказал
Видергольд звонким голосом.
– Видергольд, я же тебя уволил, –
резко ответил тот.
Видергольд посмотрел на спину своего
хозяина с неподдельным удивлением и, спустя мгновение, почесал свою
седую голову. После спокойно продолжил:
– Не вы брали меня на работу. У вас
не получится отстранить единственного помощника.
Глум, продолжая смотреть в окно, снял
красную бейсболку, положил ладони на лицо и максимально оттянул
кожу вниз.
– Итак, вопрос дня: «Почему именно ты
свалился на мою голову?» – Глум безнадежно выдохнул.
– Наверное, я единственная подходящая
кандидатура для такой работы. Так мне приглашать…
– Да-да, пускай заходят, – перебил
его Глум и надел кепку обратно на голову.
Видергольд вышел за дверь и громко ею
хлопнул, показывая, что закрыл он ее плотно. Через минуту она снова
открылась и закрылась.
– Вы, сэр, очень бесшумно ходите. Уж
не послали ли вас убить меня? – поинтересовался Глум.
– Что ты, Глум. Я об этом и мечтать
не смею.
Глум сразу узнал голос давнего
приятеля. Вечно голодный Блэк. Тот еще проходимец — но его стоит
опасаться. Цепляя мусор ногами, Блэк подошел к окну и положил руки
на истоптанный пятками подоконник. Глум обратил внимание, что даже
спустя несколько десятков лет после их последней встречи, Блэк
оставался таким же молодым. Выглядел он лет на тридцать, не старше.
Наверное, генетика — иначе его голубые глаза давно бы потускнели, а
густые черные волосы покинули голову. Хозяин грязной комнаты
продолжил рассматривать друга: черные лохмотья, свисающие до пола,
черные чешуйчатые руки с длинными когтями и шипами на локтях,
высокий рост и обилие шрамов на лице, говоривших о постоянных
схватках — либо с бритвой, либо с жертвами блэковского
аппетита.
– Почему бы тебе не встать и не
посмотреть, что творится за окном? – гость постучал когтем по
стеклу.
– Что нового я там увижу? Зелень?
Людей? Может, блуждающих средь деревьев наркоманов?
– Хм. Вижу, ты заскучал. Давно
заказов не было? – Блэк пристально посмотрел в мертвые глаза Глума.
Их жемчужно-белый цвет, разбавленный каплей серебра, переливался
перламутром, когда резвые солнечные зайчики забегали в комнату.
– Нет, дружище, работы выше крыши.
Пускай уж лучше скука меня одолеет, чем появится новое дело. Ладно,
давай показывай, что у тебя там за фотографии в кармане.
– Всё-то ты подмечаешь. Не зря тебя
считают лучшей ищейкой. Где сейчас главная ищейка? Играет в
семьянина? Ладно, не смотри на меня так, мне становится дурно. Вот
фотографии, – Блэк достал несколько штук из кармана и кинул на
стол. – Вот, полюбуйся на своего племянника. Он гуляет по миру
людей как ни в чем не бывало. Представляешь? Сын Повелителя Зла
ГУЛЯЕТ! Если ты не закончишь с этим делом быстро, нас ждет провал.
Мы все умрем долгой и мучительной смертью, а с моим аппетитом,
знаешь ли, даже после смерти не будет покоя, – Блэк провел острым
когтем по стеклу. Послышался раздражающий скрип.
Глум, не обращая внимание на звук,
снял ноги с подоконника и повернулся к столу. На деревянной,
полуразрушенной и покосившейся в сторону школьной парте, поверх
фантиков от конфет лежали фотографии мальчика, одетого в красный
вязаный и растянутый до предела свитер, синие джинсы и белые
потертые кроссовки. Мальчик коротко острижен, но медь волос
предательски выдавала его принадлежность к дьявольскому роду. На
фотографиях мальчик пинал зеленую банку из-под пива и улыбался.
Нет, скорее он кричал или пищал в момент ударов по банке. Мертвые
глаза Глума просмотрели все фотографии и остановились на последней,
третьей. После Глум спросил:
