— Я пойду... Извините...
— Стой! — рычу я. — Никуда не идёшь.
Она замирает в дверях, испуганно оглядывается.
— Сколько это продолжается?
— Екатерина Викторовна, я не хотела... Игорь говорил, что вы разводитесь...
— Разводимся?!
Поворачиваюсь к мужу. Он сидит на диване, опустив голову.
— Игорь, мы разводимся? Это новость и для меня.
— Не разводимся, — бормочет он. — Это я так... сказал...
— Ах, так сказал! — Ярость нарастает как цунами. — А ещё что ты ей рассказывал? Что жена тебя не понимает? Что близости нет? Что я карьеристка, которая думает только о работе?
Глава 1 - Ранее до пролога
Четверг, 11 апреля 2024 года, 23:15. Моя квартира на Соколе.
Снимки МРТ разложены на кухонном столе рядом с остывшим чаем. Маша Солнцева, семь лет. В левой части её мозга притаился клубок неправильно соединённых сосудов размером с крупную вишню. Артериовенозная мальформация — когда природа забыла проложить капилляры между артериями и венами.
Беру лупу, всматриваюсь в серые пятна на плёнке. Питается от трёх артерий. Дренируется в глубокую вену, которая впадает прямо в венозный синус. Если я задену не ту ветку — девочка может потерять речь. Если не буду оперировать вообще — умрёт от очередного приступа.
— Мам, ещё работаешь? — Данила заглядывает на кухню в пижаме.
— Завтра консилиум по Маше Солнцевой. Хочу ещё раз всё проверить.
Он садится рядом, смотрит на снимки:
— Это та девочка с судорогами?
— Да. По двадцать приступов за ночь. Родители не спят уже полгода.
— А что будет, если не оперировать?
— Кома. Смерть.
Данила кивает. Студент второго курса медицинского, он понимает такие слова.
— А риски операции?
— Высокие. Мальформация лежит в речевой зоне. Один неточный надрез — и Маша не сможет понимать слова или говорить.
— Но ты же справишься?
Складываю снимки в папку:
— Справлюсь. Потому что должна справиться.
***
Пятница, 12 апреля 2024 года, 21:30. НИИ Бурденко, конференц-зал.
— Мария Солнцева, семь лет, — говорю команде, которая будет оперировать в понедельник. — АВМ левой височной доли, четвёртый класс по международной классификации. Судороги каждый день, на лекарства не реагирует.
Владислав Михайлович Тимофеев, мой шеф уже двадцать лет, хмурится на снимки:
— Размер нидуса?
— Четыре сантиметра. Глубина залегания — два с половиной.
— В функциональной зоне?
— В самом центре зоны Вернике. Если заденем — афазия.
Анна Барышникова, мой анестезиолог и лучшая подруга, листает протокол обследования:
— Последний статус был месяц назад. Четыре часа в реанимации.
— Поэтому операция нужна срочно, — киваю. — Девочка может не дожить до лета.
Роман Величко, ассистент, поднимает руку:
— А альтернативы? Радиохирургия?
— Эффект через два года. Маша столько не протянет.
— Эмболизация?
— Питающие артерии короткие, высокий риск попадания спиралей в нормальные сосуды.
Тимофеев встаёт, подходит к экрану поближе:
— Доступ планируешь какой?
— Птериональный слева. Через сильвиеву щель к островку, оттуда к нидусу.
— Мониторинг речевых функций?
— Сергей Борисович будет следить за вызванными потенциалами. Если амплитуда упадёт больше чем наполовину — останавливаемся.
— Время операции?
— Планирую часов десять-двенадцать.
В зале тишина. Все понимают: десять часов на детском мозге в функциональной зоне — это почти предел возможного.
— Родители информированы?
— Согласие подписали три дня назад. Татьяна Сергеевна плакала, но понимает — другого выхода нет.
Тимофеев обводит взглядом команду:
— Всем ясен план? Вопросы?
Молчание.
— Тогда до встречи в понедельник. Катя, удачи.
***
Понедельник, 15 апреля 2024 года, 06:30. Дом.
Игорь уже ушёл на работу. Данила готовит завтрак. София сидит за столом с альбомом, рисует что-то цветными карандашами.
