1.1 Марабия. Маркус. Где-то двадцать пять лет назад
– Хайя а-амолкари-и, хайя ма-алдоджа-ани-и, арко-о-оль сиручеи-ин-н, шаро-о-ож кадаше-ин-н, – нараспев пел молитву сахир, в которой просил, чтобы мужчины их феллахи поскорее вернулись домой с богатой добычей.
Воздух плыл от раскалившегося зноя. Все, кто мог, попрятались в благословенную прохладу глиняных жилищ. Или, как мама, сидели в тени стены дома. Даже непоседливым Маркусом завладела дрёма. А ведь сегодня или завтра должен вернутся с похода отец. Наверняка с добычей.
Мальчику очень хотелось надеяться, что в этот раз он привезёт такие же вкусные сладости как в прошлый. Давно это было, но он до сих пор помнит вкус тающей во рту сладости, название которой позабылось. Орешки на нитке, в загустевшем соку какой-то сладкой ягоды.
С утра он выбегал за пределы их феллахи, поднимался на холмы, но воинов было не видно и не слышно. А сейчас разморило.
Даже с козлёнком бегать не хотелось, хотя он рядом тыкался мягкой головой, приглашая поиграть. Коза, подрёмывая, косила на них глазом.
Мама плела корзину из лозы, которая охапкой лежала рядом. Недалеко от них большой чёрный ворон собирал мелкие веточки и складывал в кучку. Мама брала из лозы несколько прутиков и подкидывала ворону. Он важно подходил, подпрыгивая на лапах, забирал их клювом и нёс в свою кучку.
– Зачем ты бросила ему прутья, мама? – спросил Маркус.
– Видишь, он просит немного лозы для гнезда? Жалко, что ли, прутьев для его деток? Собери шерсть, она тоже пригодится.
Маркус поднял с земли клочки козьей шерсти и бросил в сторону ворона. Ворон собрал лозу и шерсть в клюв, важно кивнул в сторону мамы мальчика и улетел. Мама и Маркус помахали ему в след.
– Мама, можно я побегу за ним, посмотрю гнездо?
Мама наклонилась к широкому блюду, в котором лежали румяные поджаристые лепёшки.
– Можно. Возьми лепёшку с козьим сыром, съешь по дороге. Смотри, какая поджаристая!
– Нет, лучше я потом с тобой поем.
Маркус побежал к скале, над которой видел кружение ворона. Но когда он добрался до подножия скалы, увидел страшное. На земле валялись клочья шерсти и прутики лозы, которые унёс ворон, рядом лежала мёртвая ворона и разбитые яйца. Ворон лежал возле вороны, словно обнимая. Его голова была на её разорванной шее, а крыльями он словно закрывал её. Взгляд ворона был направлен вверх. Маркус поднял голову.
На вершине скалы виднелось гнездо, а из гнезда вылетел сокол. Сокол сделал круг над ними и вернулся в гнездо. Чтобы выбросить из него яйцо.
Оно полетело вниз и разбилось у ног Маркуса. Ворон и Маркус вздрогнули одновременно.
Раздался какой-то гул. Ворон вскочил, замер. А затем взлетел в небо. Сделав круг, он вернулся и возбуждённо заскакал возле Маркуса. Захлопал крыльями и громко закаркал.
Но Маркус и так всё понял.
– Да-да, я уже понял! – радостно вскричал он. – Отец возвращается.
Маркус хотел было сорваться с места. Уже отчётливо раздавался топот лошадиных копыт. Но перед его лицом вдруг возник ворон. Он распростёр крылья, словно пытаясь задержать мальчика.
Но Маркус уже увидел. Это было войско. Но не его отца и его товарищей. Это было чужое войско. И оно напало на их феллаху.
Сколько раз потом увиденное приходило к нему в кошмарах. Расправа над мирными крестьянами была скорой, но в памяти Маркуса это всё растянулось на целую вечность.
Глазами ребёнка в мутной пелене, покрывшей воспоминания со временем, он видел только нижнюю часть коней со всадниками рыцарями по пояс. Все они были закованы в латы. Отчётливей всего он помнил картинку на щите одного из рыцарей.
Он больше всех привлекал внимание. Все рыцари были очень крупные по сравнению с их мужчинами в феллахе. Даже отец, который воевал, был худой и жилистый. А этот рыцарь был крупнее всех, как великан из сказки. И главным, потому что раздавал приказы. На его щите был рисунок – герб, как он узнал позже – на котором два сокола, похожих на того, что разворошил воронье гнездо, тянули и разрывали лапами сказочное чудовище ифирита – огненного льва с крыльями и телом буйвола.
