Я – чужое и своё

1.

Алёна ехала домой после одиннадцатичасового рабочего дня, и улыбалась своему отражению в окне автобуса.

День девушки прошёл отвратительно.

В школе, где она работала учителем изобразительного искусства, в очередной раз меняли руководство. Новые власти, стремясь подчеркнуть своё отличие от предшественников, вводили великое множество "эффективных изменений", вроде замены тарелок в столовой на белоснежные, для улучшения детского аппетита.

Сегодня реформы добрались до школьных звонков. Для уменьшения уровня стресса учеников, консервативные звонки заменили на припев испанской песни "Macarena".

Услышав об этом на педсовете, Алёна хотела возразить, рассказав коллегам о неоднозначном переводе текста этого хита, но не смогла вспомнить что же такого недетского в нём было, и в отсутствии достоверных аргументов решила промолчать. Но даже в страшном сне она не могла предвидеть того, что случилось дальше.

В день внедрения нового звонка обнаружилось, что дети не идентифицируют его звук. Песня просто терялась в шуме перемены, и учителям приходилось отлавливать своих учеников по всей школе, сообщая каждому о том, что урок уже начался.

Весь день занятия начинались с десятиминутной задержкой, планы уроков летели к чертям, и к вечеру Алёне хотелось лечь на журнал и поплакать. Но коллеги не плакали, хотя они все сегодня были в одной лодке, пережившей "макареновый" шторм. От этого Алёне казалось, что если заплачет один педагог, и через минуту они будут рыдать всем преподавательским составом.

Девушке хотелось поддержать товарищей по несчатью. Хотя вся поддержка заключалась лишь в том, что ей пришлось донести свои слёзы до дома. Так что, улыбка Алёны в автобусе была не столько счастливой, сколько необходимой. Морщинки в уголках её глаз словно стойкие плотины удерживали водохранилища "макареновых" слёз. На подходе к дому, плотина на правом глазу не выдержала, и по щеке потек горячий поток, унося с собой комочки туши для ресниц, и частицы тонального крема.

Алёна точно знала – время для слёз ещё не пришло, и поэтому достала из кармана сумки салфетку, стёрла с лица остатки наводнения, и зашла в подъезд. Лифт домчал её до седьмого этажа. Сразу за его железными створками начинался другой мир – тёплый, ароматный и тихий! Слово "ТИШИНА" Алёна буквально прокричала про себя, обнаружив, что в её голове, как и на седьмом этаже двадцать второго дома по улице Л. не играет проклятая "Macarena".

От восторга по этому поводу, Алёна вошла в квартиру быстрее, чем следовало, и не заметила как угодила в объятия своего мужа Миши.

Удивительно как одно прикосновение любящего человека, может стереть из памяти целый день страданий! Единственный вопрос, который закрался в Алёнину светлеющую голову – работает ли это со всеми страданиями?

Весь вечер Алёна не отходила от мужа. Она слушала его истории о рабочем дне, который прошёл значительно лучше, чем её собственный, помогала ему готовить ужин и накрывать на стол, и при любой возможности старалась сохранить физический контакт. Ей казалось, что пока она держится за Мишу – завтрашний день не наступит, не придётся вылезать из постели и тащиться на работу, где, в лучшем случае придётся снова пережить "макареновый шторм", а в худшем – стать жертвой новых реформ, которые рискуют сломать и без того хрупкие остатки любви к преподаванию – делу, которое она считала смыслом своей жизни.

Но сейчас она лежала в темноте, укрытая от всех бед одеялом и Мишиной рукой. Плакать совсем не хотелось, ведь все причины для слёз были на расстоянии тысяч световых лет от седьмого этажа двадцать второго дома по улице Л.

Где-то там – в другом мире.

2.

Ночью Алёне снились тревожные сны. Как школьные изложения они пересказывали страхи девушки, каждый на свой лад.