– Прощайте скалистые горы, – мурлыкал себе под нос майор, – на
подвиг отчизна зовет.
Уже и отчизны, о которой в песне поется, давным-давно нет, а на
подвиги его парней до сих пор тянет непреодолимо.
– Мы вышли в открытое море, в суровый и дальний поход, –
продолжил напевать Максим.
На самом деле, никуда они не вышли, а торчали по берегам бухты с
колоритным название Абрек. Да и вообще майору полагалось другую
песню исполнять, в сводный батальон «последней надежды Земли» он
попал из бригады морпехов, а у тех свой гимн имелся. Но для
нынешних обстоятельств, древняя песня североморцев подходила
лучше.
– А волны и стонут, и плачут. И бьются о борт корабля, – строчки
тоже мало подходили к действительности, но неплохо передавали сам
настрой.
Утро было промозглым и туманным. Ветра ноль, штиль полный. Волны
не стонали, а легонько шепча, накатывали на берег. За туманной
пеленой гладь бухты видна была метров на сто максимум. Но
приближающегося гостя выдал звук. Мотор катера был задавлен и
приглушен, однако в пронзительной тишине был хорошо различим.
– Оттуда топают, – рукой указал направление ветеран-сержант,
сидевший рядом с Максимом. Не доверять его словам поводов не было.
У разведчиков батальона слух был модифицирован с помощью гена
летучей мыши и сержант был способен писк комара за соседней сопкой
услышать, не то, что пытающийся быть тихим катер.
Легкое дуновение утреннего бриза слегка проредило туман возле
пирса с затопленным ржавым корпусом эсминца. После Войны за
равенство большой флот оказался никому не нужен. Страны,
раздробленные на отдельные локи, оказались не в состоянии
поддерживать жизнь в уже спущенных на воду боевых кораблях.
Все-таки флот это очень дорогое удовольствие. Не избежала эта
участь и тихоокеанские эскадры, боевые единицы которых в итоге
сгнили прямо возле своих причалов. Робко пробираясь под когда-то
стремительным, а теперь безобразно-ржавым носом эсминца, показался
небольшой оранжевый катер.
Майор вышел из-за редкого кустарника, размахивая руками и
привлекая внимание пассажиров катера.
– Осторожно, – попридержал его за край куртки сержант, – они на
радиовызов не отвечают.
– И правильно делают. Незачем лишний раз светиться. Кто его
знает, кто этот сигнал принять может.
Экипаж катера так и не удосужился выйти на связь. Однако сигналы
майора разглядел, и еще больше снизив обороты двигателя, пошел к
причалу. Отдав приказ своим людям, разбросанным по окружающим бухту
сопкам, чтобы они удвоили внимание и наблюдали за периметром,
Максим поднял воротник крутки и стал, поеживаясь от утренней
сырости, дожидаться швартовки катера.
Спасательная капсула субмарины Гвоздева причалила в полностью
автоматическом режиме. На носу открылась панель, выстрелив в
щербатый от времени бетон тросом с молекулярной присоской. Подтянув
себя поближе, спаскапсула стрельнула вторым тросом и зафиксировала
себя возле причала намертво. Майор уже приготовился шутливо отдать
честь и щелкнуть каблуками, приветствуя главнокомандующего. Но в
следующую секунду ему стало сильно не до смеха.
В борту катера откинулся люк, который одновременно являлся и
трапом. В проеме показалась черная фигура. Максим ее узнал, он
просматривал запись боя в переходах старой базы и видел, как черный
чужак косил людей Шершня снопами. От неожиданности он отшатнулся,
запнулся об торчащую из причала арматуру и грохнулся на задницу. Он
ожидал увидеть Гвоздя и его сотоварищей. Или стайку балерин в белых
пачках. Или даже зеленую макаку верхом на фиолетовом пони. Но
откуда здесь взялся убийца Люминов?!
Майор рвал пистолет из кобуры вместе с застежками и ребята его
тоже не затылки чесали. Действуй, потом думай! На нагруднике Харона
появились три светящиеся точки, засевшие в сопках снайперы взяли
его на прицел.
