Я понял, кто я. Избранное

В первые годы, после покупки старенькой избушки в ещё живой деревне, мы были очарованы всем. Нас на рассвете будил пастух своими смешными матюками и щёлканьем пастушьего кнута. Знакомые всем русские слова с упоминанием мамы вперемешку с карельскими или русскими, в карельской транскрипции были неподражаемы. Просыпание с твёрдым желанием ответить чем-то подобным, через секунды переходило в восторженное созерцание мира через маленькое окошко с откинутой занавеской. Полупрозрачный белесый туман перед бревенчатыми домами по ту сторону улицы, переходящий в розовато голубое небо над серыми крышами, казался неподвижным, но в тоже время незаметно уползал в сторону огородов и картошки на усадьбах. Совершенные по форме силуэты коров с опущенными головами к молодой травке на обочине дороги, тоже кажутся неподвижными, потому что их плавные и скупые движения нужны лишь для того, чтобы бархатистые губы и шершавый язык захватывали всё новые и новые пучки свежей травы.

В избе тесно, нагрянули однокурсники, закадычные друзья Витя и Люся с дочкой, а нам оставили на месяц трёхлетнего племянника, поскольку его мама, моя сестра, ждала скорого прибавления. У нас в сенях есть маленькая кладовка, там была устроена уютная постель. Дядя Витя подружился с племянником Вовой, и они спали вместе в этой маленькой кладовке. Витя любил детей, умел их развлечь простыми фокусами или играми. С детьми он общался активно, энергично, чувствуя себя воспитателем.

У Вити была любимая металлическая расчёска. Как-то утром он не нашёл свою расчёску. Он твёрдо решил, что уронить её сам никак не мог. Оставалась единственная версия – Вова вечером взял расчёску поиграть и уронил. Искать что-то на полу в кладовке было очень трудно. Было темно, а в полу были щели. Витя, считая себя знатоком детей, решил путём разговора с Вовой восстановить ход событий и понять, куда тот дел расчёску. Мы все сидели за столом, пили на завтрак парное молоко из трёхлитровой банки с вкусным липким ржаным хлебом.