Да что у меня за
дурацкая привычка вечно оказываться не в то время и не в том
месте!
— Артур Борисо… — приоткрыв дверь
коленкой, протиснулась я в кабинет и застыла на пороге. Хоть бы рот
уже тогда не открывала. Но я мало того, что имя произнесла, так ещё
уронила с обеих тарелкок: с одной — чашку кофе, а с другой —
бутерброды, на великолепный бежевый ковёр.
Он ведь мог бы меня и не заметить, не
наделай я столько шума — с таким энтузиазмом мамин муж трахал
горничную. С таким воодушевлением этот двухметровый красавец,
разложив на столе пухленькую и непривлекательную (по его словам,
сказанным матери) девушку, засаживал в неё свой член, что я
невольно сглотнула.
Нет, не от вожделения. От ужаса, ведь
он это просто так это не оставит, зная свою зависимость от её денег
и мамину болезненную ревность, теряющей привлекательность женщины.
К тому же Артурчик моложе её на пять лет. Хотя длинными ногами,
покрытыми густой тёмной растительностью, и подтянутой задницей, с
нежным пушком волос грех не залюбоваться. И пусть я девственница,
что в мои двадцать два, конечно, редкость, но догадалась, чем
прельстилась мать у этого безмозглого качка.
— По крайней мере теперь понятно
зачем вам стол, — хмыкнула я, глядя как он натягивает трусы и
пытается застегнуть узкие джинсы на необъятной припухлости.
Того, что он мне не простит и того,
что я не дала ему закончить, я тоже не сомневалась.
— Ну-ка прибери тут всё, — кивнул он
уже слезшей со стола горничной. Одёргивая узкое платье униформы,
она так и не посмела поднять на меня глаз. А Артур, так и не
справившись с ширинкой, прикрыл её футболкой и, забрав у меня
блюдца, дёрнул за руку: — А ты пошли со мной.
Сопротивляться бесполезно. Звать на
помощь тоже. Да и кого?
Мать, что работала в своём кабинете?
У неё был настолько важный клиент, что дверь в ту половину дорогой
квартиры, где на входе с улицы висела табличка «Адвокат
Воскресенская Татьяна Владимировна» была наглухо закрыта.
Или кухарку, что, подло щуря свои
раскосые глаза, выглядывала из кухни. Это ведь она отправила меня с
чёртовым кофе в такой неподходящий момент. Наверняка, знала.
Никто не любил меня в этих, будь они
трижды прокляты, хоромах. Даже прислуга. И в первую очередь терпеть
не могла мать.
Может за то, что я была так похожа на
отца? Он изнасиловал её в шестнадцать, двадцатилетний хулиган, что
уже в то время путался с дурной компанией. В восемнадцать бросил,
сел в тюрьму. А когда мне исполнилось пять — его убили. Хотя мать
меня бросила раньше. Бабаня, баба Аня, мать отца, воспитывала меня
одна. Я выросла в далёком провинциальном городке. Закончила
институт. А почти год назад бабаня умерла, и неожиданно явившаяся
незадолго до её смерти мамаша позвала меня к себе, в столицу.
Обещала помощь, работу. Вот так я здесь и оказалась два месяца
назад. В её дорогой квартире. В её мерзкой жизни. На правах
меньших, чем у прислуги. И в спальне её очередного похотливого
муженька.
— Яна, Яна, — швырнул он меня с
порога на кровать. Но с ловкостью кошки, я подскочила на ноги. И
теперь пятилась к окну, осматривая искоса комнату на предмет
чего-нибудь тяжёлого. — И что же мне делать с тобой,
убогенькая?
— Может, отпустить? — предложила я,
надеясь дотянуться до лампы на массивной подставке, глянув на него
исподлобья.
— А может, закончить начатое? — он
приподнял моё лицо за подбородок. — Да ты меня своими сверкающими
глазищами не пугай. Я глупых девочек, что лезут куда не надо, не
боюсь.
Его нос, когда-то сломанный и кривой,
а недавно благодаря усилиям пластических хирургов и маминым деньгам
ставший аристократически прямым ткнулся мне в щёку. Я брезгливо
попятилась как раз в сторону лампы. Но испуганно замерла, когда его
рука, скользнув по лобку, упёрлась пальцами в промежность под
брюками.
