Надежда Леонидовна Купцова…
С приближением ночи я становилась всё рассеяннее и неуклюжее. И
подтверждение этому сейчас растекалось по столу. Охнув, оторвала
бумажное полотенце, промокая разлитое молоко. Вот же растяпа! На
мгновение жалость к себе взяла верх и захотелось, как в детстве,
почувствовать любовь и заботу отца. Именно он приучил пить тёплое
молоко с печеньем на ночь в дни отчаяния, плохого настроения или
обиды за несправедливые обвинения. Отец никогда не сюсюкал с нами,
но всегда заботился и, можно сказать, даже баловал. Но по-своему,
как умел.
С грустью посмотрела на приготовленную кружку с горячим молоком
и блюдце с рассыпчатым печеньем и вздохнула. Затолкав поглубже
малодушное желание побыть ребёнком и как в детстве рассказать отцу
о своих проблемах, подхватила приготовленное лакомство и медленно,
чтобы не расплескать полную кружку молока, двинулась к своей
спальне. Конечно, я понимала, что это не поможет. Я перепробовала
уже всё, что пришло в мою бедовую голову.
Бегала перед сном до изнеможения, пробовала смотреть страшилки,
заучивать зубодробительные формулы, даже пить успокоительное и
снотворное. Но ничего не помогало. Сон повторялся из ночи в ночь,
выматывая и вытягивая все силы. Мне казалось, я потихоньку схожу с
ума. Вот только поделиться своей проблемой почему-то не могла.
Глупо!
Ведь я даже толком не помнила, что именно мне снится. Каждый
раз, с трудом выныривая из черноты липкого сновидения, в памяти
оставался только невнятный шёпот. Он звал, просил, умолял, ругал и
кричал, а иногда и буйствовал. Слов или смысла я не помнила, только
странные ощущения послевкусия от этого необыкновенного голоса. А
ещё глаза! В памяти всплывал взгляд волнующий, заставляющий сердце
стучать быстрее. Он тоже менялся, как и шёпот, становясь то
ласковым, то суровым, словно грозовые облака, то насмешливым.
Взгляд, который пробирал до мурашек, волновал и не позволял забыть.
Странно, что из всего сна я помнила столь мало, ведь он мучил уже
почти месяц.
Узкая полоска света под дверью кабинета отца выдернула меня из
невесёлых мыслей. “Опять засиделся допоздна”, — пронеслось в
голове, и я поспешила оставить свой поздний завтрак на тумбочке у
кровати, а сама поторопилась заглянуть к отцу.
— Ты опять не отдыхаешь, — пожурила, подходя к столу и замечая
полугодовой баланс, который он всегда проверял сам, после того как
бухгалтерия подбивала итоги.
Отец часто повторял: “Хочешь, чтобы было хорошо, сделай сам”.
Для меня его слова стали почти девизом. Я многому научилась
благодаря этой фразе.
— Да вот прикидываю, как бы мне извернуться и распределить
прибыль так, чтобы и на новое оборудование хватило, и Снежане на
новую машину осталось.
— А что со старой? Ты ей купил красную малышку всего два года
назад, и машина ещё ни разу не ломалась, — неприятно поразилась
услышанному.
Наша семья не имела проблем с деньгами. Но и швырять их налево и
направо тоже не могла себе позволить. Тем более что нам требовалось
японское оборудование, без которого не могло идти и речи о
заключении долгосрочных договоров с Вьетнамом.
— У Снежаночки регрессия, она опять впадает в состояние
тотальной вины. А ты же знаешь, что можно переключить её мысли с
матери, которая бросила вас, на желанную вещь, — отец печально
вздохнул. — Жаль, только куклы, как раньше, уже не помогают.
— Папа, ну не машина же, честное слово, что за абсурд? —
возмутилась и добавила для пущей убедительности: — Вот почему-то у
нас с Клариссой нет таких закидонов, как у нашей старшенькой.
— Ну так вы ещё маленькие были и мать толком не помните, —
грустно улыбнулся отец. — Снежане тогда пять лет было, Клариссе —
два, а ты, Наденька, вообще только родилась.
