Он видел сны.
Он чувствовал пронзающий душу ветер бесконечной печали.
Он видел мёртвую страну, что простиралась далеко на Севере. Там, где воды океана сковало ледяное дыхание Неяви, а земля была сокрыта вечным льдом, он видел себя скованным цепями. Его тело истлело, и сухая кожа обтянула торчащие кости.
Он видел, как Чёрные Птицы, по велению Мора, извлекли из его иссохшего тела Иглу и оплели Её скорлупой своих Слов. Он видел, как посланницы Мора опустились вместе с Иглой в царствие Неяви.
Он видел, как его Смерть забрал Мор.
И он знал, что ему уготована одинокая вечность.
Вечность спустя ледяной холод сковал его душу. Но Кощей услышал песнь. Песнь, что лишь немногим слышнее тишины, но совсем настоящая. Внимая музыке, Кощей закрыл запавшие глаза. Он увидел Чёрный океан и Чёрное Древо. Корни Древа оплели сундук, который хранил его Смерть. Подле Древа стоял грозный муж, сотканный из первозданной тьмы, и смотрел на него. От Его взора замирало даже мёртвое сердце. Мор. Бог Неяви своими безглазыми очами взирал на него.
– Твой час настанет, Бессмертный. – Рокот голоса Мора содрогнул Явь.
Великая Тайга простиралась от Ледяного Моря до крайних Гор Рифея. Исполинские дерева, что помнили времена Богов, что сами – духи, неприступным монолитом хранили древнюю страну. Высокие сосны внимали музыке ветра Стрибога. Тихо пели птицы. И бор шептал на ухо сестрам-лунам, пока сизый туман тайком гулял по непроглядному лесу.
В такой лунный час долгой северной ночи седые волхвы, внимающие Богам и природе, созывают Собор Пращуров. И когда огонь возгорится ярко, золотые искры вознесутся к небу, волхвы могут слышать голос посланника Богов – Семаргла. Если же грядут великие события, то вестник Богов сам явится волхвам в обличье крылатого пса.
Всполохи огня плясали на рунах высоких деревянных капиев [1], устремивших свои вершины в бездонное звёздное небо. Глухо и утробно бил барабан. Седые старцы, облачённые в белые одежды, сидели вокруг костра. Ветхий старик расположился чуть дальше всех, подле капия Перуна. Белоснежные волосы волхва украшал медный обруч, а борода служителя Богов струилась до земли.
Волхв видел, как искры огня взлетают ввысь, устремляясь к звёздам, что покоятся на кроне Древа Мира, Краколиста. И каждая искра подобна чуду, и в каждой – целый мир, что возгорится, вверх летя, и гаснет в темноте. И грустно старцу было и радостно в душе. Волхв знал судьбу мира, она открылась ему давным-давно. С тех самых пор старец не закрывал очей на Соборах Пращуров, не хотел внимать Богам.
– Не печалься, Белозар. – Крылатый пёс улёгся у волхва в ногах. – Видения твои для дней, которые грядут ещё не скоро.
– Семаргл, – волхв перевёл взгляд на посланника Богов, – неужто сам Сварог послал тебя или Богиня Макошь?
Пёс улыбнулся:
– Я тебе явился сам. Они же, – он кивнул в сторону волхвов, – слушают Её. Мать-Земля сегодня шепчет.
– Что же ты сказать пришёл?
– Скоро тебе в златое одеваться [2], – Семаргл перебрался ближе к Белозару. – Но ты и сам ведаешь об этом.
Волхв кивнул. Он уже давно ждал своей свадьбы с вечностью, ждал Птиц, что унесут его на Юг, в Ирий. Унесут к ней.
– Но перед тем как услышать Песнь, – говорил пёс, – тебе нужно поведать волхвам о грядущем. Знание твоё должно остаться в мире.
– Ох, Богов посланник, – сипло засмеялся старик, – не вижу смысла говорить о том, что изменить нельзя.
– Неуж голова твоя совсем поседела? – нахмурился Семаргл. – Твоё видение – лишь сказ, один из множества возможных. Богиня Макошь не начинала прясть ту нить, что видишь ты.
– Но ведь спрядёт, – прошептал Белозар, – и даже Перун не сможет разрубить ту пряжу, что создаст Бессмертного Владыку.
