За столом с Чеховым. Что было на столе гениального писателя и героев его книг. Русская кухня XIX века
«Кто не придает должного значения питанию, не может считаться по-настоящему интеллигентным человеком», – говорил гений русской литературы А.П. Чехов. Он был великолепным рассказчиком и ценителем вкусной еды. Самым любимым блюдом писателя были караси в сметане: «Из рыб безгласных самая лучшая – это жареный карась…» Хлебосольство Антона Павловича доходило до страсти. За его обеденным столом всегда много людей и угощений, а еду в своих произведениях он описывает с особым трепетом: «…подавали соус из голубей, что-то из потрохов, жареного поросенка, утку, куропаток, цветную капусту, вареники, творог с молоком, кисель и, под конец, блинчики с вареньем». Некоторые строки невозможно читать, не захлебнувшись слюной: «Кулебяка должна быть аппетитная, бесстыдная, во всей своей наготе, чтоб соблазн был. <…> Станешь ее есть, а с нее масло, как слезы, начинка жирная, сочная, с яйцами, с потрохами, с луком…» А еще писатель обожал блины: «Как пекут блины? Неизвестно… Об этом узнает только отдаленное будущее…» В. Похлебкин отмечал, что Чехов делал кулинарный антураж составной частью своих пьес, и ему это удавалось. Купите эту интересную книгу, и вы получите удовольствие от чтения и прекрасной подборки рецептов того времени.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
| Жанры: | Кулинария, Хобби / увлечения |
| Цикл: | Не является частью цикла |
| Год публикации: | 2025 |
Читать онлайн За столом с Чеховым. Что было на столе гениального писателя и героев его книг. Русская кухня XIX века
Я раз дорогою закрыл глаза и вообразил себе поросеночка с хреном, так со мной от аппетита истерика сделалась.
Сирена
© Первушина Е.В., 2025
© «Центрполиграф», 2025
Вместо предисловия
Песни сирены
В 1887 году Чехов написал короткий, но очень смешной рассказ «Сирена».
Михаил Чехов пишет об истории этого рассказа: «В середине лета 1884 года брат Антон, прихватив с собой меня, отправился в Звенигород уже в качестве заведующего тамошней больницей на время отпуска ее врача С.П. Успенского. Вот тут-то ему и пришлось окунуться в самую гущу провинциальной жизни. Он здесь и принимал больных, и в качестве уездного врача, тоже уехавшего в отпуск, должен был исполнять поручения местной администрации, ездить на вскрытия и быть экспертом в суде. В Звенигороде был тот дом, в котором помещались все сразу правительственные учреждения и о котором один из чеховских героев говорит: “Здесь и полиция, здесь и милиция, здесь и юстиция – совсем институт благородных девиц”. Звенигородские впечатления дали Чехову тему для рассказов “Мертвое тело”, “На вскрытии”, “Сирена”».
Сюжет рассказа незамысловат. Действие происходит в совещательной комнате «после одного из заседаний N-ского мирового съезда», где «судьи собрались… чтобы снять свои мундиры, минутку отдохнуть и ехать домой обедать».
Но они не в силах тронуться с места, потому что внимательно слушают секретаря съезда Жилина. Этот Жилин – «маленький человечек с бачками около ушей и с выражением сладости на лице» – вещает:
«– Все мы сейчас желаем кушать, потому что утомились и уже четвертый час, но это, душа моя Григорий Саввич, не настоящий аппетит. Настоящий, волчий аппетит, когда, кажется, отца родного съел бы, бывает только после физических движений, например, после охоты с гончими, или когда отмахаешь на обывательских верст сто без передышки. Тоже много значит и воображение-с. Ежели, положим, вы едете с охоты домой и желаете с аппетитом пообедать, то никогда не нужно думать об умном; умное да ученое всегда аппетит отшибает. Сами изволите знать, философы и ученые насчет еды самые последние люди и хуже их, извините, не едят даже свиньи. Едучи домой, надо стараться, чтобы голова думала только о графинчике да закусочке. Я раз дорогою закрыл глаза и вообразил себе поросеночка с хреном, так со мной от аппетита истерика сделалась».
Поросенок с хреном— классическое русское кушанье. Его в свое время заказывал в придорожном трактире господин Чичиков, а Гоголь при этом пояснял: «Автор должен признаться, что весьма завидует аппетиту и желудку такого рода людей. Для него решительно ничего не значат все господа большой руки, живущие в Петербурге и Москве, проводящие время в обдумывании, что бы такое поесть завтра и какой бы обед сочинить на послезавтра, и принимающиеся за этот обед не иначе, как отправивши прежде в рот пилюлю; глотающие устерс, морских пауков и прочих чуд, а потом отправляющиеся в Карлсбад или на Кавказ. Нет, эти господа никогда не возбуждали в нем зависти. Но господа средней руки, что на одной станции потребуют ветчины, на другой поросенка, на третьей ломоть осетра или какую-нибудь запеканную колбасу с луком и потом как ни в чем не бывало садятся за стол в какое хочешь время, и стерляжья уха с налимами и молоками шипит и ворчит у них меж зубами, заедаемая расстегаем или кулебякой с сомовьим плесом, так что вчуже пронимает аппетит, – вот эти господа, точно, пользуются завидным даянием неба! Не один господин большой руки пожертвовал бы сию же минуту половину душ крестьян и половину имений, заложенных и незаложенных, со всеми улучшениями на иностранную и русскую ногу, с тем только, чтобы иметь такой желудок, какой имеет господин средней руки; но то беда, что ни за какие деньги, ниже имения, с улучшениями и без улучшений, нельзя приобресть такого желудка, какой бывает у господина средней руки».
