Пролог.
У меня всегда была потрясающая
память, я отлично запоминаю лица и имена, карты и дороги, совершено
не проблема покопаться в прошлом, когда мне было пять и выудить
оттуда что-то интересное и обдумать на досуге. Но не даёт мне покоя
вот что. Я помню все вплоть до пяти лет, что было раньше -
непроглядный мрак, будто меня не существовало вовсе, а в пять лет
меня поместили на оживленную улицу города Аркеш, одну, одетую в
странного вида сарафан голубого цвета, гольфы в цветочек и туфельки
чёрного цвета. Я стояла и хлопала своими длинными светлыми
ресницами, дергая себя за косу, пытаясь сбавить нарастающую панику
в нежном детском сердце. Все выглядело так, словно я стояла у входа
в булочную, пожелавши смотреть на повозки, вместо покупок свежего
хлеба и маковых булочек. Но я стояла и стояла, никто и не думал
меня забирать. Наконец, наблюдавший за мной стражник, решил, что
больше ждать смысла нет и забрал меня. Самый ужас в том, что лицо
матери расплывалось в моей памяти с каждым мгновением того дня,
пока не остался лишь ее голос в голове, звучавший снова и снова,
успокаивающий, убаюкивающий. Этот голос я не забуду никогда.
Никогда. Наверно, это единственное, что спасло меня от истерики
прямо на пороге этой чертовой булочной! Ее голос. Живой, настоящий,
не выдуманный.
Глава 1
Работный дом Госпожи Деверо
располагался на окраине Аркеша, там я и провела следующие три
месяца. Какая-то ткачиха обстригла мои волосы, и я превратилась из
милой куколки в глазастого светловолосого мальчишку, голубое платье
исчезло, вместо него я носила серый сарафан непонятного размера,
серую рубашку и свои гольфы с туфельками, которые жестко
контрастировали с бедной одеждой работного дома. Надо ли говорить,
как сильно меня невзлюбили за роскошную обувь? Выросла я из неё
быстро, а вот обида меньше не стала.
Через три месяца одна девчонка,
Маргарита, решила стащить мои туфельки, прямо с меня, чистый рекет.
Мало того, что я ей поставила огромный синяк на лбу, так ещё и
подожгла ее старые лапти, естественно без спичек, а Маргарита в
ответ подпалила мне ресницы.
Наши надзирательницы подняли такой
шум и гам, носились как ужаленные по всей территории, а нас заперли
по разным сторонам дома, надеясь, что так мы не спалим его в порыве
детского гнева. В этот же вечер к нам приехал сурового вида мужчина
средних лет, он взял нас за руки по обе стороны от себя и посадил в
экипаж. Мы с Маргаритой сидели рядом и молча разглядывали нашего
спутника. У него были светло русые волосы, с небольшими залысинами,
неестественные аметистовые глаза, с постоянно играющей в них
озорной ухмылкой, слегка тронутое морщинами лицо, аккуратный нос.
Можно считать его привлекательным мужчиной, слегка под сорок. Он
был одет с иголочки: бежевый костюм тройка, фиолетовый галстук и
трость, хотя он не хромал, его начищенные ботинки резали глаза, а
его шляпа покоилась рядом, он вальяжно закинул ногу на ногу и
протянул:
- Ох и напугали вы этих суровых дам,
юные колдуньи.
Мегги демонстративно хмыкнула и
сложила руки на груди, а затем ехидно прошипела:
- Так им и надо!
- Почему же? - глаза мужчины
смеялись, но лицо оставалось абсолютно серьезным.
- Я целыми днями выполняла их
дурацкие поручения, а они заставляли меня ходить в рваных тапках!
Лучше бы я им обувь подожгла! Почему у меня
этого не вышло?! - Мегги почти перешла на визг, ее лицо
раскраснелось, глаза горели злостью.
- Потому что твоя сила только-только
начала себя проявлять, - мягко произнёс он, - а она, - он перевёл
взгляд на меня, - спровоцировала тебя, когда подожгла твою обувь.
Сила тянется к силе, она пробудила ее.
- Это значит моя сила проснулась
раньше ее? - прошептала я.
