Тьма окружала меня сотни тысяч лет, металась черным липким кошмаром, облизывая липкими языками прошлого, и заталкивала в те воспоминания, от которых я хотел бы избавиться. Но я был вынужден снова и снова погружаться в кошмар, который сам для себя создал. Острыми иголками боли меня пронзило и выкинуло в очередное воспоминание.
Сколько раз я видел это, чувствовал и ощущал снова и снова. Магический сон – самое страшное проклятие для того, кому есть за что себя проклинать. Он начинается легко и светло, будто не было черных времен, которые начались позже. Дакира и Тар рядом со мной, мы неразлучные друзья, ведь детство – самое счастливое время. Мы с Таром держим Дакиру за руки и с разбега врезаемся в воду. Она не умеет плавать, ей страшно, но мы поддерживаем с двух сторон. Быстро успокаивается, она нам доверяет, знает, что каждый из нас отдаст жизнь за нее.
Дакира, прости меня!
Как бы я хотел произнести эти слова, чтобы она услышала. Простила бы? Сердце сжимается в страхе. Простила бы, она знала меня, верила. Только я не смогу, никогда не прощу себе того, что натворил!
Дакира! Твое лицо все ближе: темные волосы, вьющиеся локоны у лица, курносый нос, который с возрастом стал только притягательнее. Я вижу ее будто наяву, хотя отчетливо знаю, что никогда не смогу ни увидеть, ни услышать. Ее лицо всегда расплывается перед тем, как выкинуть меня в другое видение, более страшное, от которого стынет кровь даже у меня, даже спустя много веков.
Но сейчас виденье не исчезает, а становится более четким. И голос! Я слышу ее голос, только он немного скрипуч, да говорит какие-то глупости, которые Дакира никогда бы не позволила себе произнести.***
– Спит? Может, пойдем отсюда, пока не проснулся на нашу голову?
Рука заносится над моим лицом, волна возмущения проносится волной по моему телу, и я снова начинаю чувствовать руки и ноги. То чувство, которое было мне недоступно многие века. С легкостью перехватываю руку – маленькие девичьи пальчики ложатся мне в ладонь, я моргаю несколько раз, чтобы сфокусировать взгляд, и понимаю, что ошибся. Девица, которая оказывается передо мной, совсем не похожа на Дакиру: лишь очертания лица и карие глаза. Остальное в ней выглядит вычурно и несуразно. Особенно эти два пенсне на ее лице.
– Мама, – пищит она и собирается падать в обморок, но я крепко держу ее за руку.
– Ты кто такая?
Кричу так, что у самого закладывает уши. Непривычно быть в мире живых после того, как провел века в забытьи. Но время я буду уточнять потом, явно не у этой умалишенной, которая продолжает кричать и вырываться.
– Ректор Видгард! – кричит она, и что-то в моей памяти просыпается.
– Видгард?
Я поворачиваю голову и вижу мужчину средних лет, который не стремится бежать на помощь девице, лишь с серьезным лицом произносит:
– Рем, отпусти ее.
Что-то в этом мужчине мне знакомо: лицо, голос, интонации, я их все знаю! Рука сама разжимается, и я сажусь.
– Какого аргуса я в гробу?!
Девица падает и отползает на карачках в дальний угол. Это меня устраивает, хотя бы визжать перестала. Мужчина же подходит ко мне и протягивает руку.
– Скажи спасибо, что в гробу, а не в сырой земле. Оттуда было бы сложнее выбраться.
Я встаю из гроба, приютившего меня на многие века. Кто вообще придумал делать стеклянные гробы?
– Что происходит, ректор Видгард?
Все-таки эта девица осмелилась подать голос. Что это за времена, когда девицам дано право голоса, да еще без спроса! Но мужчина подходит к ней, да подает руку, помогая встать. Такой жест может быть только для леди, коей это создание точно не является.
– Хоуп, представлю тебе лорда-дракона, первого дракона «Ост-Драгон» и основателя академии. И по совместительству, моего отца.
